Поль Альтер - Семь чудес преступления

– Представьте себе, что у меня нет других улик. И я прошу вас во время вскрытия быть особенно внимательным к тому, что мы сообщили вам ранее…

– У вас есть какая-нибудь идея, Уэдекинд? – весело спросил Оуэн.

– Да, поскольку я вижу единственное объяснение этому преступлению. Убийце удалось усыпить его или поддерживать в сонном состоянии, вводя Родесу какое-то наркотическое вещество до тех пор, пока обезвоживание не сделало свое дело.

– А зачем тогда был нужен этот кувшин?

– Просто деталь мизансцены, чтобы бросить нам еще один вызов.

– А подзорная труба? Даже если и она элемент декорации, должен же в этом быть какой-то смысл, – подчеркнул Оуэн.

Инспектор в знак неведения пожал плечами.

– Как правило, – продолжил мой друг, – подзорная труба служит для того, чтобы смотреть вдаль. Однако что мы видим здесь? – добавил он, подходя к стеклянной стене, чтобы осмотреть горизонт. Опушка леса, в пятистах метрах несколько кустов и большое поле… Ничего особенного на самом деле. Надеюсь, инспектор, что вскрытие обнаружит следы этого таинственного наркотического вещества… Иначе нам придется привлечь все свое вдохновение, чтобы найти решение этой загадки!

По дороге в Северн-Лодж Оуэн поделился со мной некоторыми сведениями, которые смог раздобыть по поводу нашего подозреваемого номер один, Пола Брука. С тех пор как мы виделись с Уэдекиндом, прошло более суток и мы не получали никаких новостей. Оуэн рассказал инспектору о визите Майкла, осторожно поведав о его свидетельствах. Полицейский посоветовал моему другу пока вести собственное расследование – вдруг до официального вмешательства у них появится общая версия. Имя Джона Брука заставило Уэдекинда несколько напрячься, и он попросил Оуэна, одобряя все его действия, быть очень осторожным.

Погода была великолепной, и в этот замечательный день конца мая мне никто не мешал вспоминать живопись Констебла, любуясь открывающимся из окон фиакра умиротворяющим сельским пейзажем. Мы ехали вдоль небольшого озера, в котором отражались маленькие, напоминающие клочья ваты облачка, так мастерски изображаемые этим живописцем. Мы находились далеко от вечной столичной суматохи, оставшейся в шести или семи милях от нас!

– На самом деле, – сказал Оуэн, – я больше думаю о Бруке-отце, чем о его сыне…

– Да пусть он идет своей дорогой, – бросил я, не отрывая взгляд от озера.

– Конечно, но, я надеюсь, не дорогой преступления! В любом случае, не знаю, обладает ли сын энергией своего отца, который вел достаточно оживленную и разнообразную жизнь, прежде чем стать богатым бумагопромышленником, что поставило его в ряды достаточно влиятельных персон этой отрасли.

В начале тысяча восемьсот семидесятых годов он совершил несколько путешествий на Балканы, где прожил некоторое время, поддерживая панславянское движение. Обратно Брук-старший вернулся в сопровождении молодой девушки, на которой вскоре женился и написал очень популярную книгу, затем занялся исследованиями в области геологии и нумизматики – и стал большим специалистом по древнегреческим и древнеримским монетам…

– Как и сэр Томас! Может быть, они знали друг друга?

– Я подхожу к этому. Брук написал монографию на данную тему и, кажется, собрал замечательную коллекцию. Потом он увлекся новой дисциплиной, которой посвятил некоторое время. Это египтология. В начале девяностых годов организовал несколько частных экспедиций для поиска захоронений фараонов. В списке членов этих экспедиций я обнаружил фамилию сэра Томаса, из чего, полагаю, следует, что они были достаточно хорошо знакомы. Результаты его поисков были более чем скромными, но этот вопрос требует тщательного изучения. В конце девятнадцатого века он полностью переключился на бизнес и, как известно, добился больших успехов. Это не помешало Бруку постоянно заниматься искусством и среди всего остального щедро помогать молодым талантам…

– Как, например, Майклу Денхему!

Оуэн, состроив гримасу, перевернул страницу своей записной книжки.

– Кажется, впрочем, сын мистера Брука, Пол, его единственный сын, создает отцу определенные проблемы…

– Избалованный ребенок?

– Избалованный, но не своим отцом, так как в период взросления всегда был праздношатающимся гулякой, как мы уже смогли убедиться. И теперь, в двадцать пять лет, получив какое-то художественное и литературное образование, он ведет достаточно праздную и замкнутую жизнь. Может быть, он будущий гений, – задумчиво добавил Оуэн.