Глэдис Митчелл - Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! [сборник]

— О небо, — сказала миссис Брэдли с сожалением. — Кажется, меня неверно поняли.

Она попыталась снова. На этот раз официант испустил удовлетворенный возглас, убрал газету и, подав вместо нее хлеб, мед и фрукты, стал сам рассматривать газету со всеми признаками серьезного и сдержанного интереса.

— Два чего? — спросила вдруг Миган. Мальчики переглянулись.

— Каноэ, — ответил быстро соображающий Кеннет. — Пойдем купаться и кататься на каноэ.

— Я надеюсь, вы вдвоем пойдете показывать тете Аделе магазины, — ответил Айвор, принимая выражение лица, которое он сам считал чарующей и сочувственной улыбкой.

— Послушайте, дети, что это вы задумали? — спросила сестра, немедленно и оправданно что-то заподозрившая в этой братской заботе. К ней повернулись три лица, глядя невинными коровьими глазами. — Не вздумайте сегодня затевать глупости! Вы сломаете все планы отца, если не окажетесь на местах, чтобы выполнять работу герольдов.

— Работу герольдов? Ох ты, господи! — сердито сказал Кеннет. — Я же забыл про эту дрянь! Да ну ее к черту! Вот что! К черту!

— Но нам не нужно быть герольдами до шестого дня, — ответил Айвор. — До завтра нет нужды об этом думать. И даже тогда нам придется что-то делать, только когда сумерки наступят.

— Тогда как хотите, но вы знаете отца. Не сомневаюсь, что он ждет нас сегодня, — сказала Миган, сдаваясь. — Он обязательно будет ждать нас сегодня.

Сэр Рудри на самом деле приехал в отель в половине десятого — убедиться, что все готовы к Мистериям. Но, к скрытому восторгу мальчиков, он объявил, кисло посмотрев на миссис Брэдли, что не ожидает их в Элефсине до завтра, поскольку им, очевидно, невозможно спать в гостинице. После чего отвел миссис Брэдли в сторону, когда мальчики и две девушки ушли, и прошептал:

— Беатрис, я не в восторге от молодого Армстронга. Боюсь, он может доставить серьезные неприятности.

— Стюарт тоже от него не в восторге, — сдержанно ответила миссис Брэдли.

— Он просто обуза, — продолжал сэр Рудри. — Вчера вечером напился и должен был вернуться из Элефсина на грузовике. Мы вряд ли смогли бы посадить его в общественный омнибус. Гелерт его сопровождал. Дмитрий, Диш и я остались в гостинце. Конечно, сегодня утром у Армстронга очень покаянный вид, но я, честно говоря, не знаю. Поговорил с ним достаточно резко. Если бы он не был таким умелым фотографом, я бы, наверное, попробовал кого-нибудь найти, пусть даже сейчас, в одиннадцатом часу. Он хоть не пытался вольничать с девушками?

— Вряд ли. Девушки вполне разумны. Стюарт говорит, что он любит раздавать щелчки по лбу. Это нежелательное свойство. Я не люблю, когда людей бьют по голове.

— Пусть лучше держит руки при себе, — нахмурился сэр Рудри. — Я не одобряю, когда молодые люди бьют мальчишек. Это не то состояние духа, которое мне могло бы понравиться. Совсем не то. Кроме того, — добавил он твердо, — если надо будет кого-то или что-то побить, я это сделаю сам. Мои дети не привыкли, чтобы их били по голове. Как и Стюарт. Прекрасный парнишка. По-настоящему разумный. Нет-нет, этого не будет. Что-то придется сделать, а ему нужно будет изменить свой образ мыслей.

Кончики усов сэра Рудри, наиболее явного выразителя его эмоций, приподнялись.

— Совершенно верно, — сказала миссис Брэдли. — Как путешествует Иакх?

— Статуя на попечении людей, которые взяли деньги за ее доставку в Акрополь. У них строгий приказ доставить ее только мне в собственные руки, — сэр Рудри улыбнулся. — Мне случалось бывать объектом розыгрышей.

— Штука в том, — сказал Кеннет, — что идея с самого начала была слабая. Давайте это признаем и бросим ее. У нас полно веселых розыгрышей и вполовину не настолько трудных. Отдадим миссис Брэдли деньги и пойдем доставать того старика на воротах стадиона. Ну, тот, который в национальном костюме. Его достаточно просто назвать Корой!

Миссис Брэдли, проинформированная (не о благочестивой цели утреннего выхода, но о том, что они собираются отказаться от попытки завладеть Иакхом), пошла провести пару часов в музее одна. Было даже жарче, чем накануне, и мысль, что долгий переход в Элефсин не надо совершать до самого вечера, радовала. На этот раз будут факелы и таинственные песнопения… Она остановилась перед Стелой Аристиона, видя перед собой воина в килте и поножах, опирающегося на прямые длинные ступни, но представляя себе при этом сэра Рудри, идущего с факелами в греческих сумерках и распевающего странные гимны и печальные молитвы элефсинским богам Иакху и Дионису, богиням Персефоне и Деметре и полубогу Триптолему. Она видела его перед собой, неуклонного идеалиста и романтика, упрямо шествующего туда, куда ведет Священный Путь, пыльный и пропахший бензином, в век прогресса, когда мир уже не молод, — от одной греческой трущобы к другой. Все еще рассеянно разглядывая надгробье, она процитировала Аристофана и сочувственно прищелкнула языком.