Рональд Нокс - Все еще мертв. Фальшивые намерения

Такая открытость, как мы убедились, была отнюдь не по вкусу его партнеру по предприятию, выходцу из колоний по имени Хендерсон, которого Летеби подобрал на каком-то боксерском матче и с которым возился вот уже больше месяца с преувеличенной фамильярностью декадентствующих аристократов по отношению к нежелательным друзьям. Джо Хендерсон, получивший прозвище Копатель, не делал тайны из некой авантюрности своего жизненного пути. В самую респектабельную свою пору – если судить по готовности, с какой он рассказывал об этом, – Копатель организовывал оптовые продажи виски в Соединенные Штаты Америки, когда данный продукт проходил там по разряду контрабанды. Пребывание Хендерсона в Канаде инфицировало его речь мелодикой и рядом выражений, ответственность за которые нужно возлагать на северных американцев; однако в целом его манера говорить позволяла предположить и более ранние контакты с антиподами; не пускаясь в излишние подробности, он обычно именовал себя уроженцем всей Британской империи. Хендерсон появился в Лондоне в качестве представителя мексиканского нефтяного концерна. Фирма не поощряла расспросов ни о своем местонахождении, ни о своей истории, и Копатель едва ли мог надеяться почти с ходу, как привелось, быть принятым в лучшее общество Челси. В нашей решительной патриотичности мы пригреваем на груди доминионы, не требуя рекомендательных писем. Заметив иные речевые особенности, забываем спросить, а говорит ли человек так, как должен говорить образованный член общества в тех краях, откуда прибыл приезжий. Мы не требуем диплома какого-либо особого учебного заведения или горячего интереса к вкусам и развлечениям наших праздных классов. Если пришелец хвастается, что застрелил лисицу, мы говорим друг другу, что там так принято. Иными словами, мы открываем любопытному образчику варварства все двери, и нам не приходит в голову спросить, а не был ли он замечен в стенах тюрьмы.

Собственно говоря, мистер Хендерсон не имел опыта подобного, хотя жизненного опыта он накопил немало. Однако его воспоминания, особенно когда он пребывал в состоянии определенного подпития, позволяли предположить, что его друзьям повезло меньше. Нет нужды говорить, что явный облик авантюриста придавал Хендерсону дополнительный вес в глазах Вернона Летеби, который страсть как любил играть с огнем. Канадец, которого вполголоса можно представить как «понимаете, слегка жулик», ничем не хуже детеныша леопарда. Газетчики нашли мистера Хендерсона довольно сдержанным в отношении его прошлого, да и вообще несклонным проводить с ними время. Они единодушно прибегли к предписанному в подобных случаях приему и наложили на него тавро «человек-тайна» – совершенно безвредное.

Весьма характерно для Вернона Летеби, что он позволил друзьям из журналистских кругов написать о грядущих поисках сокровищ, еще прежде чем получил возможность убедиться, что они в самом деле состоятся. Визит в Замок Грёз подавался – в числе прочего – как деловая беседа, в ходе которой участники обсудят условия аренды. Было нелегко понять, из чего предполагалось оплачивать первоначальные расходы, если только сэр Чарлз Эрдри не проявил бы исключительной уступчивости, что в денежных делах было ему не свойственно. Обоих компаньонов можно было лишь со скрипом назвать платежеспособными; кроме того, Хендерсона не приводила в восторг мысль о создании своего рода синдиката. «Если вам досталась стоящая вещь, – говаривал он, – было бы расточительством подпустить к ней собственного брата». Кто-то, говорил он, должен застраховать затею, оградив их от неудачи. Любому, кто, как Копатель, привык к обширным пространствам Нового Света, было совершенно ясно, что найти игроков, которые застраховали бы чистой воды авантюру, не составит ни малейшего труда. Вернон Летеби, достаточно равнодушный к деловому аспекту предприятия, в этом сомневался, однако Хендерсону не возражал.

Как и множество усадебных построек Высокогорья, Замок Грёз представлял собой эклектичное сооружение. Оно появилось на свет около шестисот лет назад, если судить по тому, что сохранилось, – эдакий средневековый небоскреб, огромная башня чуть более сорока футов в основании, ярус за ярусом ползущая вверх – следом за бесчисленными изгибами походившей на штопор лестницы – к традиционному набору фронтонов, усеянных шипами зубчатых наверший. Составителей путеводителя, обмолвившихся об «исторической громаде», вопреки обыкновению посетило вдохновение: это была именно громада, и можно только догадываться, как горцы были привычны к горным прогулкам, если не придавали значения такому пустяку, как семьдесят-восемьдесят ступеней по возвращении домой с изнурительной дневной охоты. Еще мучительнее попытка представить себе, как они после ужина забирались в постель. Так и хочется спросить, а не служил ли замок в ту пору не столько пристанищем, где жили и которое защищали от врагов, сколько ловушкой, куда заманивали этих самых врагов, чтобы избавиться от необходимости от них защищаться. Но так или иначе вот он, приятный глазу замок: плавные очертания, узкие окна; толстая каменная стена с вырезанными амбразурами покрыта устойчивой к времени штукатуркой – эдакий заслон от малярии, которая, судя по всему, была самым страшным врагом.