Худой согбенный старик с изможденным лицом и седой тусклой бородой возник из темноты, подозрительно взглянул на нас, а потом его рот скривила ухмылка:
— Никак это мистер Райан? Вернулся взглянуть на прошлое?
— Хэй, Сэнди! Да, у меня тут одно на за конченное дельце... Ты-то почему все еще здесь?
— Этот Коупик Врискинг согнал нас всех, кто не хочет отсюда уезжать, он нас всех согнал в одну кучу, говорит, чтобы никого случайно не взорвать... Вот мы тут все. А ты помнишь, Райан, как они тут начинали ломать? Их тут столько, бездельников, все обшныряли... Стоило бы их за это.,. А если все вернутся?..
Я повернулся к знакомому подъезду, в который входил столько лет, и спросил старика:
— Послушай, Сэнди, здесь еще кто остался?
— Там Стив. Он собирался надраться,.. Хочешь взглянуть на него?
— Это не срочно.
Сэнди взмахнул рукой и на прощанье сказал:
— Хочешь, насмешу тебя? Не пойму, почему никто сюда не возвращается. Вот уже три недели, как все только выходят и уходят и никто не возвращается... Куда они все проваливаются?..
Мы смотрели, как он удаляется вдоль тротуара, шаркая подошвами и продолжая бормотать что-то себе под нос, и Кармен сказала:
— Грустный человечек.
Я взял ее за руку, и мы вошли в разверстую утробу парадного.
Шрамы и рубцы бурлившей здесь некогда жизни были все еще свежи, здесь все еще витало ощущение людского присутствия, даже будто слышались голоса, особенно детские. Бледный свет фонаря, забранного пыльным колпаком, создавал обманчивое ощущение тепла и навевал тоску; странные тени окружали нас, проползая по стенам. Где-то за стеной послышалось глухое нетрезвое бормотание и кашель.
Фонарь, очевидно» оставили рабочие Коупика Врискинга, он был переносной, и я решил взять его с собой. Его коробчатый каркас с пыльными стеклышками висел на шесте, укрепленном между перилами. Я снял его, приблизил к Кармен, будто извлек из сумрака на свет ее милую улыбку. Держась за руки, поднялись мы наверх.
Возле дверей мы остановились, я повернул ее голову к себе и сказал:
— Ты ничего не говоришь...
— Что я могу сказать? Все так странно! — Невольная дрожь пробежала по ее телу, и она договорила: — Все, что ты делаешь, все это... так необычно. Я никогда не знаю, чего ожидать от тебя в следующую минуту.
— Это жизнь гангстера, киска.
Какое-то время она стояла, задумавшись, потом легко встряхнула головой:
— Вы нереальны, мистер Райан. В тот день, когда я увидела вас впервые, вы были совсем другим, но теперь с вами что-то случилось.
— Не со мной, моя радость. А со всем этим вшивым миром, который вытряхивает меня отовсюду. Вот и приходится вести жизнь гангстера. Что делать, раз нет другого пути и другой возможности высказать этой глупой пустой расе готового платья все, что я о ней думаю. Я бы мог держаться подальше от их чертовых организаций, мелочной суеты и обид... Я ведь могу пить свой собственный яд и быть каким угодно грязным подлецом по своему выбору, но они все норовят напоить меня своим ядом.
Я взялся за ручку двери. Она легко повернулась, и дверь открылась.
Что-то в этом было от посещения собственной могилы.
Вот он, мой стул, стоит себе у окна. Журнальный столик госпожи Винклер по-прежнему подпирает стену. Зеркало, правда, украли. И книжную полку тоже. Когда я вошел с лампой в спальню, каркас железной кровати отбросил узорную решетчатую тень на стену. Матрас тоже кто-то стянул.
Я подошел к окну и посмотрел на улицу. Сквозь пыльные, заросшие грязью и копотью стекла все предметы расплывались. Я поставил фонарь на пол, направив свет его к потолку. Затем опустился в кресло, а Кармен присела на его деревянную ручку.
Я заговорил почти беззвучно:
— Такие истории начинаются словами: «в некотором царстве, в некотором государстве». Эта началась в Лиссабоне, где двое выпивох, именуемых Фредо и Испанец Том, случайно оказались свидетелями тайной загрузки наркотиков на судно. На самом судне никто не знал, что оно транспортирует наркотики, — докеры одного порта пересылают докерам другого порта некий груз, а команда ничего не знает. Итак, груз, восемь килограммов героина, попал в случайные руки. Парни даже не совсем себе представляли цену этого груза, а она измеряется миллионами долларов. Что это такое для людей, которые сумму более нескольких тысяч и вообразить не могут! И вот наши счастливчики приплыли в Нью-Йорк, присвоив себе неизвестно кому принадлежащую контрабанду. Они попытались продать ее. Кому? Своему приятелю Джуану Гонсалесу, который тоже не был специалистом наркобизнеса. И вот один идиот покупает у двух других идиотов пакет стоимостью во много миллионов долларов за десять косых, купил бы и дешевле, да португальцы боялись продешевить и набавили цену, а деньги занять научили у Биллингса, с которым и познакомили его. А этот Биллингс... Вот уж вошь так вошь!
Читать дальше