Роберт Ладлэм - Звонок мертвецу (сборник)

— Прости... Не думай, что я истеричка, я не из таких. Мне-то лучше знать... Просто... Всю жизнь мне не везет; Я никогда раньше не была счастлива. А теперь... Со мной такое впервые, это похоже на... похоже... Заботиться о ком-то, кто ничего не чувствует, прекрасно!.. И тебя ни во что не ставит. Это случается с другими сплошь и рядом. Но чтобы со мной, я и подумать не могла. — Она взглянула с улыбкой и тихо прибавила: — К тому же... я никогда раньше не любила гангстера.

— Ты сама ненормальная.

— Я знаю. .

— Ты посмотри на себя, ты классная девочка, ты бросишь меня шутя. Ты просто слегка перевозбудилась, вроде того, как возбуждаешься, возможно, за карточным столом. Но, радость моя... Я злой, и я не могу позволить себе впадать в любовь, как ты. А ты правда классная девочка и, главное, интересная.

— Ирландец, ты никогда не думал о... о постоянной женщине? Ты вообще любил?

— Угу. Особенно помидоры.

— Так я хочу быть помидором! Или я должна просить прощения?

— Девочка, ты говоришь, как безумная.

— У меня ничего больше нет, Ирландец. У меня никогда ничего не было.

— Черт, как я могу постоянно с кем-то быть? При моей-то жизни?.. Да мне и в голову не приходило. И потом, ты, ты вот хочешь быть со мной, но ведь это ненадолго, детка! Ведь ты сбежишь от меня первая. Ты, возможно, и правду говоришь, что полюбила гангстера... Но это как азарт, когда ты тащишь три карты и видишь, что все в масть. И азарт тем сильнее, чем выше ставки. Но когда в другие руки идут двойки и тройки, выводя этого другого на малый приз, разве твой азарт не идет сразу на убыль? Это только кажется чем-то большим. Это ничего не стоит. Черт возьми, ты просто сошла с ума! Возьми себя в руки, госпожа вице-президент.

Я был так разгорячен, что треклятый шрам на спине начал зудеть. Ну и разговорчики! Но она-то — я только взглянул на нее и сразу понял, — она-то знала и чувствовала, что счет не в мою пользу. Она раньше меня догадалась, что я не ее уговариваю, а себя, себя...

Глаза ее прояснились. Пока я говорил, она привела в порядок свои мысли. И когда я замолчал, она спокойно сказала:

— Ну а пока, Ирландец, ты позволишь мне быть твоим сумасшедшим помидором?

— Котенок...

— Ты меня не любишь. Хорошо. Ладно. Это ничего, не страшно.

Я сделал все, чтобы заковать свое сердце в броню. Я не хочу позволять своим чувствам одолеть разум, но как это тяжело, оказывается. Нет, это не какая-то бросовая вещь, которую можно разбить на куски, выбросить осколки и забыть.

— У меня плохая партия, детка, проигрышная, ты видишь?

Я обнял ее.

Она снова была здесь, в моих объятиях, нежная, с ненасытными губами, с ее пальцами, этими бархатными кошачьими лапками, таящими где-то там, в нежной мякоти, острые коготки. Когда я касался ее, все предметы расплывались и исчезали из поля зрения, а было только тепло этого тела и головокружительное ощущение бытия, срывающее удила со всех чувств. Итак, пока я был с ней, время прекратило свой бег, и я слышал только, как она, лежа рядом, бормотала о милых пустяках, ибо и в ней говорил сейчас не разум, а говорило сердце. И все это казалось мне новым. Совсем новым.

Утром мягкий свет выкупал нас обоих, и мы лежали в нем, улыбаясь, еще не вспомнив ни одного слова. А потом я просто смотрел, как она стояла под душем, и видел, как она прекрасна, и радовался, что обладание ею теперь никуда не могло от меня уйти.

Затем роскошь сонно-дремотного, бессловесного утра ушла...

Я вспомнил Арта, и рвотно-кислый привкус холодной ненависти ко всему, что происходит со мной и вокруг меня, наполнил мне рот.

Я быстро оделся и пришел к ней на кухню. Она налила кофе и протянула мне чашку, видя по моему лицу, что мне очень плохо. Она не задавала вопросов, а ждала, когда я заговорю сам. Я заговорил:

— У меня был друг. Прошлой ночью его убили. Я знаю как, знаю почему и кто, но не знаю убийцу в лицо.

— Могу я чем-нибудь помочь тебе?

— Да, можешь. Но я не хочу и не буду просить тебя об этом. Игра идет слишком большая.

— Ирландец, ты забыл?..

— Что?

— Ведь я игрок!

— Это убийство брошено мне в лицо, это вызов. И во всем мире не отыскать мне причины, чтобы отстраниться от этого.

— А полиция?..

— Может быть, упущено время. Они многое могут, но только не сразу. Для того чтобы начать что-то делать, они должны привести в действие все свои громоздкие механизмы, мобилизовать все системы...

— Но тогда-то они помогут?

— Да, детка, тогда помогут... Но пока гуляют купленные мафией репортеры, они разгуливают по всем страницам, раззвонив бесстыдную злобную клевету, заказанную им, возможно, самим убийцей... И они старательно выполняют заказ, они будут трясти эту жаровню, пока меня не достанут те или эти.