Элизабет Мид-Смит - Знаток загадок

— Я прекрасно понимаю твои эмоции и не виню тебя, Аллен. Это естественная реакция нормального человека.

— Ты нанес мне тяжелую травму, — парировал я. — Что Филлис думает по этому поводу? Она уже никогда не станет прежней. Я должен увидеться с ней сегодня же.

Он не произнес больше ни слова, и я ушел. Меня не было дома около недели. Почти все это время ушло на то, чтобы убедить Филлис пересмотреть странную просьбу моего отца и расставить все по своим местам в точности, как было раньше.

После того, как я твердо убедился в восстановлении нашей помолвки и мы назначили дату свадьбы, я вернулся домой. По приезду я рассказал обо всем этом отцу.

— Твое право, — сказал он мне, сильно помрачнев. С того момента, хотя я смотрел за ним день и ночь не смыкая глаз и делал все, что только могут сделать любовь и нежность, его здоровье резко пошло на убыль, и с каждым днем все больше казалось, что он уже не придет в себя. Отец очень мало говорил, и каждый раз, когда мы оказывались наедине, кивал мне с выражением глубокой скорби на лице. А неделю назад он лег в кровать и больше не поднялся.

На этом моменте Аллен остановился.

— Теперь я перейду непосредственно к сегодняшним событиям, — сказал он. — Как ты можешь предположить, я был с отцом до самого конца. За несколько часов до своего ухода он позвал меня к себе и к моему глубочайшему удивлению снова завел разговор о моей помолвке. Даже сейчас, на последнем часу жизни, отец со всей серьезностью просил меня расторгнуть ее. Он сказал, что еще не поздно, и что ничто так не облегчит его душу перед смертью, как мое обещание на всю жизнь остаться одному. Конечно я попытался поднять ему настроение. Он взял меня за руку, посмотрел прямо в глаза с выражением, которое я никогда не забуду, и произнес: «Аллен, дай мне торжественную клятву, что ты никогда не женишься».

Конечно я не смог этого сделать, и отец сказал мне, что не сомневался в моей упертости и написал мне письмо. Я должен был найти его в сейфе и прочесть только после отцовской смерти. Я прочел его этим утром. Белл, это самое неожиданное развитие событий. И либо это целиком и полностью плод отцовского воображения (потому что ближе к концу рассудок его почти полностью иссяк), либо это есть на самом деле и это самое ужасное, о чем мне когда-либо доводилось слышать. Вот письмо, почитай сам.

Я взял лист бумаги из его рук и прочитал его содержимое, написанное дрожащей рукой практически неразборчивым почерком:

Мой дорогой сынок,

Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Последние шесть месяцев моей жизни были сущим адом. Весь ужас начался так. Ты прекрасно знаешь, насколько сильно я всегда интересовался семейной историей нашего дома. Последние годы своей жизни я провел, исследуя каждую деталь, каждый факт, связанные с этой темой. Я намеревался, только бы здоровье не подвело, опубликовать свои труды в солидном томе.

В тот самый вечер, к которому я подвожу разговор, я засиделся в своем кабинете с книгой, которую ты недавно показывал Беллу. В особенности мое внимание привлекло страшное проклятие, которое старый аббат наложил на нашу семью в конце XIV века. Я снова и снова перечитывал эти ужасные слова. Я знаю, что все описанное там было обнаружено, кроме того самого подвала с гробом. В какой-то момент я почувствовал сильную усталость и должно быть уснул. Я видел сон: кто-то зашел в мой кабинет, тронул меня за плечо и сказал: «Пойдем». Я посмотрел наверх: меня звала высокая фигура. Ее голос и внешность принадлежали моему покойному отцу. Во сне я тут же встал, хотя совсем не понимал, куда и зачем иду. Фигура шла впереди и повернула в холл. Я взял со стола свечку и ключи от часовни, отпер дверь, и мы вышли на улицу. Голос все продолжал повторять «Идем, идем», отец все шел впереди. Я прошел через весь двор, открыл дверь часовни и вошел в нее.

Вокруг стояла гробовая тишина. Я прошел через неф к северному проходу; фигура все еще шла впереди меня. Она прошла через большие церковные скамьи (поговаривают, что в этом месте обитают привидения) прямо к статуе старого аббата, который когда-то произнес проклятие. Наклонившись вперед, фигура нажала на глаза старого монаха, и тут же часть каменной стены начала отодвигаться в сторону, открывая лестницу позади. Должно быть я очень торопился, потому как почувствовал, что во что-то врезался. Меня пронзило чувство боли, и вдруг я проснулся. Каково было мое изумление, когда я обнаружил себя стоящим среди церковных скамей в часовне! Конечно, нигде не было никакой фигуры, только холодный лунный свет простирался вокруг. Я был в замешательстве и под большим впечатлением от произошедшего и уже направился в сторону дома, как вдруг меня осенила мысль, что часть моего странного сна сбылась на самом деле. Я оглянулся назад. Казалось, что старый монах улыбается мне своей мраморной улыбкой, а прямо за ним я увидел открытое пространство. Я поспешил в его сторону: перед моими глазами предстала узкая лестница. Не могу описать захватившие меня в тот момент эмоции; единственное, с чем можно их хоть как-то сравнить, — сильное, раздирающее, жуткое любопытство. Я спустился по этой лестнице со свечей в руке. Ступеньки кончились при входе в длинный коридор, который я сразу же пересек и в конце концов оказался перед железной дверью. Она не была заперта, однако открыть ее оказалось не самым простым делом. Если быть честным, мне пришлось приложить все свои силы, но в итоге она поддалась и открылась в мою сторону. За ней пряталась та самая комната с гробом, о котором говорилось в проклятии. Я смотрел на все это с диким ужасом и не осмеливался войти. Гроб был клиновидный, шипованный, с торчащими отовсюду огромными гвоздями. И тут я увидел то, что заставило застыть кровь в моих жилах: медленно, очень медленно, будто движимая чей-то рукой, огромная тяжелая дверь начала закрываться, постепенно набирая скорость, и вскоре с грохотом захлопнулась, оставив за собой долгое и пронзительное эхо.