Дональд Макгибни - Тридцать второй калибр

Я задал ей свои обычные вопросы: как она себя чувствует и не нужно ли ей что-нибудь, а затем попытался перейти к важным вещам.

— Хелен, дорогая, нас беспокоят важные вопросы о той аварии. Доктор сказал, что этим утром ты сможешь говорить минут десять, так что я хочу задать тебе пару вопросов.

— Погоди минутку! Доктор сказал, что я могу по-настоящему говорить десять минут?

— Да, дорогая.

— Тогда у меня есть сотни вопросов, на которые ты должен ответить. Я хочу узнать о многом, — она посмотрела вдаль и приложила руку ко лбу. Наконец, она обернулась ко мне и сказала:

— Сначала расскажи мне, кто я!

На мгновение я оцепенел. Мой мозг взрывался, и мне казалось, что моя голова расколется.

— Хелен, дорогая, что ты сказала? — прохрипел я, как если бы мой язык распух. Все еще смотря прямо на меня, она продолжила:

— Они называют меня Хелен, и я догадалась, что ты — мой брат. Еще есть милая девушка, которая приходит каждый день. Кажется, что мы с ней очень дружны, но я не знаю ее — я лишь слышала, что ее зовут Мэри. Расскажи мне, кто она!

Если бы я мог сбежать из палаты! Невиданный прежде страх охватил меня. Я увидел, как две большие слезы проступили на глазах Хелен, и затем скатились по щекам, пока я собирался с силами, размышляя о том, как пробудить отказавшую память.

— Хелен, дорогая сестренка, я — твой брат. Милая девушка, о которой ты говорила, — это Мэри Пендлетон, одна из лучших друзей, которые только могут быть. Она была твоей подругой невесты, разве ты не помнишь?

Хелен вяло покачала головой.

— Выходит, я замужем? — спросила она.

— Ты была замужем за Джеймсом Фельдерсоном. Ты не помнишь его?

Она снова покачала головой.

— Нет. Все ушло из памяти, — на минуту она задумалась, а затем спросила: — Он умер?.. Мой муж?

— Да, — пробормотал я, пытаясь сдержать слезы. — Он погиб в той же самой аварии…

— Каким он был?

— Хелен, вспомни! — воскликнул я, борясь с обуревавшим меня ужасом. — Сестренка! Ты должна вспомнить, хоть это и тяжело. Джим. Ты не помнишь огромного добряка Джима? — Я выхватил из кармана часы и раскрыл их — с внутренней стороны крышки находилась фотография Джима. Я поместил ее туда, будучи мальчишкой, как только с ним познакомился. Я держал часы перед глазами сестры. — Хелен, ты должна его вспомнить!

Она смотрела на фотографию глазами, наполненными слезами и страхом, но в ее взгляде не было искры узнавания. Испугавшись, что я мог слишком взволновать ее, я сел рядом и попытался как можно лучше описать Джима. Я был лишь на середине рассказа, когда дверь отворилась, и в палату заглянул доктор Форбс.

— Мистер Томпсон, десять минут истекли.

Я остановился и поцеловал Хелен.

— Пообещай, что завтра вернешься, — шепнула она.

Я пообещал и вышел из палаты. Ожидавший в коридоре врач вопросительно посмотрел на меня.

— Память совершенно покинула ее! — ахнул я.

Доктор сочувствующе похлопал меня по плечу.

— Мы заподозрили это позавчера. Я бы сказал вам раньше, но мы надеялись, что ваши вопросы заставят ее память заработать.

Я схватил его обеими руками.

— Доктор, нет ничего, что можно было бы сделать? Ей придется рассказывать обо всем с самого начала?

— Я еще не могу сказать. Может быть, в ее памяти что-то осталось. Нам придется подождать, пока больная не окрепнет — тогда станет виднее.

Потеря памяти стала последней каплей. То, что она не могла вспомнить ничего важного, было достаточно плохо с физической точки зрения. Но когда я понял, что это полностью разрушило мои планы по ее защите от обвинения, свалившегося на ее хрупкие плечи, то я почувствовал, что наше дело по-настоящему безнадежно.

Я отправился в офис Симпсона и Тодда, и мне удалось застать их обоих. Симпсон, худощавый человек с седыми волосами и серыми глазами, сразу же устроил совещание для обсуждения дела. Он заставил меня пересказать с самого начала все, что я знал о смерти Джима. Иногда он прерывал меня и задавал вопросы, но большую часть времени он просто слушал, сидя спиной ко мне и смотря в окно. Временами мне казалось, что он вовсе не слушает меня, но внезапные вопросы подтверждали его интерес. Тодд, напротив, показывал явное внимание — большую часть времени он стенографировал мои слова. Когда я закончил, Симпсон встал и обернулся ко мне.

— Давайте разберем дело с самого начала. У вас есть три человека, имевших мотив для убийства Фельдерсона: Залнич, Вудс и миссис Фельдерсон. Давайте сначала рассмотрим Залнича. Думаю, подозрения против него минимальны. Вы говорите, что Фельдерсон помогал обвинению против него, а после своего освобождения Залнич угрожал тем, кто посадил его в тюрьму. Хорошо! Мотив и угроза. Незадолго до убийства его видели на той же дороге, по которой ехал мистер Фельдерсон. Вот и все факты, указывающие на причастность Залнича. Но согласно заявлению коронера, пуля, убившая мистера Фельдерсона, была выпущена сзади и сверху. Должен сказать, что нам придется постараться, чтобы убедить среднестатистического присяжного в том, что пуля, выпущенная из одного быстродвижущегося автомобиля в другой, может рикошетом убить человека. Как-то это слишком. Да и трудно поверить, что бывший за рулем Шрайбер рискнул бы разбить свою машину, а то и умереть, пытаясь загнать Фельдерсона в кювет. К тому же, если Залнич узнал машину Фельдерсона, то почему он сразу не выстрелил прямо в него, а подождал, пока тот не проедет? Нет! Дело против Залнича развалится. Мы можем вычеркнуть его из списка.