Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

Свет лампы ярко освещал внутренность шкафа, и секретарь посольства с захватывающим интересом разглядывал туго набитые бумагами отделения. На каждой ячейке была наклеена этикетка; одно за другим читал заглавия: «Переправы», «Береговая защита», «Аэропланы», «Ирландия», «Египет», «Ламанш»…

– Великолепно, – сказал секретарь. И, отложив сигару, мягко зааплодировал пухлыми ладонями.

– Все это за четыре года, барон. Не так уж плохо для кутилы и спортсмена. Но лучшей жемчужины здесь еще нет – только оправа для нее готова. Он указал на ячейку, над которой значилось: «Сигнализация во флоте».

– Но, ведь, тут у вас уж собрано порядочно бумаг.

– Это все старый хлам. Адмиралтейство, должно быть, пронюхало что-нибудь, и все шифры изменены. Это был для меня большой удар, барон, – единственный раз за все время мне так не повезло. Но, благодаря моей чековой книжке и милейшему Ольтамонту, сегодня вечером моя коллекция будет пополнена.

Барон посмотрел на часы и недовольно проворчал:

– Жалко, но больше я здесь оставаться не могу. Время горячее – каждый из нас должен быть на посту. А я надеялся принести от вас добрую весточку. Ольтамонт не назначил вам часа?

Фон Борк показал ему телеграмму:

«Буду вечером непременно, привезу новые аккумуляторы».

– Аккумуляторы? Что это значит?

– Видите ли, Ольтамонт фигурирует в качестве эксперта по части двигателей, а у меня полный гараж автомобилей. Мы условились называть каждую вещь по имени ее отдельной части. Радиатор – это у него значит броненосец, масленка – крейсер и т. д. Аккумуляторы – значит морские сигналы.

– Из Портсмута, полдень, – говорил секретарь, приглядываясь к телеграмме. – Кстати, сколько вы ему платите?

– За это дело единовременно пятьсот фунтов. Конечно, он получает и жалование.

– Жадный какой, мерзавец! Без таких предателей, нам, разумеется, не обойтись, но, все-таки, мне жалко тратить на них столько денег.

– А мне для Ольтамонта ничего не жалко. Он удивительный работник. Ему только хорошо надо платить, а уж товар он поставляет добросовестно, по его собственному выражению. И, притом же, он не предатель. Уверяю вас, самый завзятый немецкий юнкер меньше ненавидит Англию, чем этот ирландец из Америки.

– Ах, он ирландец из Америки?

– Стоит с ним поговорить две минуты, чтобы не сомневаться в этом. Я иной раз с трудом разбираю его слова. Он, как будто, объявил беспощадную войну не только английскому королю, но и английскому языку… Да что вы так торопитесь? Он может быть здесь каждую минуту.

– Нет, к сожалению, я и так чересчур уж засиделся. Ну, так мы ждем вас завтра, пожалуйста, пораньше. Когда сигнальная книжка будет у вас в руках, вы можете поставить: «Finis» и подвести итог своей работе в Англии… Что это? Токайское?

Он указал на пузатую пылью покрытую бутылку, стоявшую на подносе рядом с двумя стаканами.

– Может быть, выпьете стаканчик на дорогу?

– Нет, спасибо. Однако, тут у вас пиры!

– Ольтамонт знаток в винах, и ему очень полюбилось мое токайское. Он, вообще, малый с причудами, и в мелочах приходится к нему подлаживаться. Для моих замыслов он, безусловно, мне необходим, волей-неволей я должен считаться с ним.

Гость и хозяин снова вышли на террасу, под которой пыхтел большой мотор.

– Это, должно быть, Гарвич виден? – спросил барон, натягивая свой дорожный плащ. – Как тихо, мирно все кругом! Через неделю здесь будет уже не так тихо, и огни будут поярче. Да и на небесах будет не так уж мирно, если наш добрый Цеппелин сдержит свои обещания… Кстати, кто это?

Внизу, под ними, только одно окно было освещено. На подоконнике стояла лампа, а у окна сидела в кресле старушка в деревенском чепце, с морщинистым добрым лицом. На коленях у нее лежало вязанье. По временам она отрывалась от работы и гладила кошку, сидевшую на скамеечке возле нее.

– Это Марта – единственная служанка, которую я себе оставил.

Секретарь усмехнулся.

– Настоящее воплощение Британии! Поглощена собой, уселась поуютнее и дремлет. Итак, au revoir, фон Борк.

Он послал прощальный привет рукой, сел в автомобиль, и во мраке задрожали удалявшиеся огоньки фонарей. Секретарь лежал на мягких подушках своего роскошного лимузина, думал о готовившейся европейской трагедии и даже не заметил, что, огибая угол, его автомобиль едва не наехал на маленький двухместный форд, ехавший навстречу.

Когда свет фонарей погас вдали, фон Борк, не торопясь, вернулся в свою комнату. Проходя мимо террасы, он заметил, что старуха экономка убрала с окна лампу и, очевидно, пошла спать. Для него новы были эта тишина и тьма в огромном доме, откуда вчера только уехала его семья. А семья у фон Борка была большая. Это лучше, что близкие его уже в безопасности. Он один здесь, и никто ему не помешает. Ведь, у него еще много работы… Он начал убирать свой стол и жечь бумаги, пока красивое лицо его не раскраснелось от огня в камине. Затем вытащил из-под стола кожаный чемодан и аккуратно, тщательно принялся укладывать в него драгоценное содержимое шкафа. Но, едва он приступил к этой работе, как чуткий слух его уловил звук приближающегося автомобиля. Фон Борк радостно свистнул, спрятал чемодан, запер шкаф, и вышел снова на террасу. Как раз вовремя, чтоб увидать, что у ворот остановился небольшой автомобиль. Из него выпрыгнул пассажир и быстрыми шагами направился к нему; шофер же, плотный пожилой мужчина с седыми усами, уселся внутри, как человек, знающий, что ему придется долго ждать.