– Насколько вам все известно? – спросил он, наконец, не поднимая головы.
– Я видел вас вместе вчера вечером.
– Знает ли это еще кто-нибудь, кроме вашего друга?
– Я никому не сказал ни слова.
Герцог взял дрожащей рукой перо и открыл чековую книжку.
– Я буду верен своему слову, мистер Холмс. Как ни неприятны мне доставленные вами сведения, я сейчас напишу чек. Когда я впервые предложил такое вознаграждение, то не воображал, что события примут такой оборот. Но вы и ваш друг, мистер Холмс, скромные люди?
– Вряд ли я понимаю вашу светлость.
– Придется мне объясниться, мистер Холмс. Если этот инцидент известен только вам двоим, то нет никакого основания, чтобы он был разглашен. Я, кажется, должен вам двенадцать тысяч фунтов, не так ли?
Холмс улыбнулся и покачал головой.
– Боюсь, ваша светлость, что дело едва ли может быть так легко улажено. Приходится считаться со смертью учителя.
– Но Джемс ничего не знал об этом. Вы не можете считать его ответственным за это. Это было дело грубого разбойника, которому он имел несчастье довериться.
– Я должен держаться того взгляда, ваша светлость, что, когда человек решается на какое-нибудь преступление, то он становится нравственно ответственным за всякое другое преступление, могущее возникнуть из него.
– Нравственно, мистер Холмс. Вы, конечно, правы. Но не в глазах закона. Нельзя осудить человека за убийство, при котором он не присутствовал, и которое ему столь же ненавистно и омерзительно, как и вам. Тотчас, как только Джемс услышал о нем, им овладел такой ужас и такие угрызения совести, что он во всем признался мне. Он, не медля ни одного часа, окончательно порвал с убийцей. О, мистер Холмс, вы должны спасти его… Вы должны спасти его! Говорю вам, что вы должны его спасти!
Герцог лишился последнего самообладания и шагал по комнате с конвульсивно подергивающимся лицом и размахивая судорожно сжатыми руками. Наконец он овладел собой и снова сел за письменный стол.
– Я ценю то, что вы пришли ко мне прежде, чем заговорить с кем бы то ни было другим об этом деле, – сказал он. – По крайней мере, мы можем обсудить, как свести до минимума этот отвратительный скандал.
– Конечно, – ответил Холмс. – Я думаю, ваша светлость, что это возможно будет только при абсолютной и полной откровенности между нами. Я готов предоставить в помощь вашей светлости свои способности; но для этого я должен знать до малейших подробностей, как обстоит дело. Я понял, что ваши слова относились к мистеру Джемсу Уайльдеру, и что он не убийца.
– Нет, не он. Убийца скрылся.
Шерлок Холмс слабо улыбнулся.
– До вашей светлости, вероятно, не дошел слух о моей скромной репутации, иначе вы не воображали бы, что так легко скрыться от меня. Мистер Реубен Гейс был арестован, по моему донесению, в Честерфильде вчера, в одиннадцать часов вечера. Сегодня утром, перед выходом из школы, я получил телеграмму об этом от начальника сыскной полиции.
Герцог прислонился к спинке стула и с удивлением уставился на моего друга.
– Вы, по-видимому, обладаете почти нечеловеческими способностями, – сказал он. – Так, значит, Реубен Гейс взят? Я очень этому рад, если только это не отразится на судьбе Джемса.
– Вашего секретаря?
– Нет, сэр, моего сына.
Теперь Холмс, в свою очередь, был удивлен.
– Признаюсь, ваша светлость, что это совершенная новость для меня. Я вынужден просить вас объясниться точнее.
– Я ничего не скрою от вас. Я согласен с вами, что полная откровенность, как бы она ни была тяжела для меня, – лучшая политика в этом отчаянном положении, до которого нас довели безумие и ревность Джемса. Когда я был еще очень молод, мистер Холмс, я любил той любовью, которая бывает один только раз в жизни. Я сделал предложение, но мне отказали на том основании, что такая женитьба могла бы испортить мне карьеру. Если бы она осталась в живых, то я, конечно, ни на ком бы другом не женился. Но она умерла и оставила единственного ребенка, которого я любил и берег ради нее. Я не мог признать его за сына перед светом, но дал ему лучшее воспитание и, как только он возмужал, держал его при себе. Он нечаянно узнал мою тайну, и с тех пор всегда рассчитывал на свои права на меня и на возможность поднять скандал, который был бы мне ненавистен. Отчасти из-за него мой брак не удался. Больше всего он с самого начала упорно ненавидел моего юного законного наследника. Вы, конечно, спросите меня, почему при таких обстоятельствах я продолжал держать Джемса под своей кровлей. А потому, что в его лице я видел лицо его матери, что ради ее дорогой для меня памяти не могло быть предела моему долготерпению. Он также умел вызывать в моей памяти все ее милые привычки. Я не мог его удалить. Но я так боялся, чтобы он не причинил зла Артуру – лорду Сальтайру, что, для безопасности, отдал последнего в пансион доктора Гюкстебля.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу