Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Мне, кажется, чересчур очевидно, – возразил Холмс. – Среди ваших многочисленных достоинств отсутствует одно – воображение. Если бы вы могли на минуту представить себя на месте этого молодого человека, то разве избрали бы для совершения убийства ночь того самого дня, когда узнали о завещании? Не показалась ли бы вам опасной подобная последовательность этих двух событий? Кроме того, решились бы вы на исполнение своего замысла, зная, что о вашем присутствии в доме будет известно прислуге? И наконец, стали бы вы так стараться скрыть тело, оставив в то же время собственную палку, свидетельствующую, что преступление совершено вами? Согласитесь, Лестрейд, что все это весьма неправдоподобно.

– Что касается палки, мистер Холмс, то вы знаете, что преступник часто в спешке делает такие ошибки, которых в обычной ситуации любой человек мог бы избежать. Очень может быть, что он попросту побоялся вернуться в комнату. Найдите другую версию, которая соответствовала бы имеющимся фактам.

– Не трудно составить их целую дюжину, – ответил Холмс. – Вот вам, например, вполне возможный вариант: старик показывает документы, имеющие явную ценность. Бродяга, проходя мимо, видит это через окно, штора которого только на половину спущена. Адвокат уходит, входит бродяга, хватает палку, которую заметил уже раньше, убивает Олдейкра, поджигает труп и скрывается.

– Зачем бродяге сжигать тело?

– А зачем это было делать Мак-Фарлейну?

– Чтобы скрыть улики.

– Может быть, бродяга хотел скрыть, что вообще было совершено убийство.

– А почему бродяга не взял ничего?

– Потому что бумаги оказались таковы, что ими невозможно было воспользоваться.

Лестрейд покачал головой, хотя мне показалось, что самоуверенности у него поубавилось.

– Хорошо, мистер Шерлок Холмс, отыскивайте себе бродягу, а мы пока придержим нашего молодчика. Будущее покажет, кто прав. Заметьте только одно: насколько нам известно, ни одна из бумаг не пропала, а арестованный – единственный человек, у которого не было причины уносить их, так как он наследник, и они, в любом случае, должны были достаться ему.

Это замечание было воспринято моим другом достаточно серьезно.

– Я не стану отрицать, что некоторые факты подтверждают вашу версию, – сказал он. – Только хочу заметить, что могут существовать и другие. Будущее покажет, как вы говорите. До свидания! Я думаю, что в течение дня еще загляну в Норвуд, чтобы узнать, как продвигается дело.

Когда полицейский ушел, мой друг стал собираться на дневную работу с видом человека, у которого есть определенный план.

– Как я уже сказал вам, Ватсон, первой целью моей поездки будет Блэкхит, где живут родители Мак-Фарлейна.

– Почему не Норвуд?

– Потому что в этом деле два странных события последовали одно за другим. Полиция делает ошибку, сконцентрировав свое внимание на втором из них, потому что это – преступление. Для меня же очевидно: чтобы подойти ко второму происшествию, необходимо разобраться с первым – с любопытным завещанием, сделанным в пользу человека, который совершенно не ожидал ничего подобного. Тогда это нам даст ключ к раскрытию преступления. Я думаю, вы, мой друг, вряд ли сможете сегодня помочь мне. Опасности не предвидится никакой, иначе я бы обязательно взял вас с собой. Надеюсь, вечером я смогу сообщить, что мне удалось что-нибудь сделать для несчастного молодого человека, доверившего мне свою судьбу.

Было уже поздно, когда мой друг вернулся, и по его измученному и расстроенному виду я понял, что его надежды не сбылись. Целый час он играл на скрипке, пытаясь успокоиться. Наконец он отложил инструмент и подробно рассказал о своих неудачах.

– Все идет скверно, так скверно, как только возможно, дорогой Ватсон. Я не показал вида Лестрейду, но, право, мне кажется, что в этот раз он напал на настоящий след, а мы идем по ложному. Меня мое чутье ведет в одну сторону, а факты указывают в другую, и я очень боюсь, что интеллект присяжных еще не достиг того уровня, чтобы отдать предпочтение моим предположениям перед фактами Лестрейда.

– Вы были в Блэкхите?

– Да, был и очень скоро убедился, что покойный Олдейкр был порядочная скотина. Отца Мак-Фарлейна не было дома – он отправился разыскивать сына. Дома оказалась мать – маленькая, кругленькая голубоглазая особа, вся взбудораженная от страха и негодования. Она, конечно, даже не допускала предположения о виновности сына. Судьба же Олдейкра не вызвала с ее стороны ни удивления, ни сожаления. Напротив, она говорила о нем с такою горечью, что бессознательно поддерживала подозрения полиции. Потому что если бы сын слышал ее отзывы о покойном, они вполне могли подтолкнуть его к насилию. «Он больше походил на злобную, хитрую обезьяну, чем на человека, – говорила она, – и всегда был таким, еще с молодости». – «Вы знали его в то время?» – спросил я. «Да, знала хорошо; он даже сватался за меня. Слава богу, у меня хватило благоразумия отвернуться от него и выйти за человека более порядочного и доброго, хотя менее состоятельного. Я была его невестой, когда однажды услыхала, как он впустил кошку в птичник; его жестокость так поразила меня, что я не захотела больше и слышать о нем». Она порылась в письменном столе и вынула женский портрет, страшно обезображенный и изрезанный ножом. «Это мой собственный портрет, – сказала она. – Он прислал мне его в день моей свадьбы вместе со своим проклятием».