Эрнест Хорнунг - Вор-любитель. Избранные рассказы о Раффлсе

Ревность зашевелилась и в другом сердце, резкая, необузданная и низкая ревность. Капитан фон Гейман заострит, бывало, усы в две тонких ниточки, выпустит свои белые манжеты чуть не до самых колец на руках и нахально уставится на меня через свое пенсне. Мы могли бы утешить друг друга, а вместо этого ни разу не перекинулись даже словом. На одной щеке у капитана был ужасный шрам, воспоминание о Гейдельберге, и я не раз думал, сколько времени они с Раффлсом должны пробыть вместе, чтобы и тот получил подобное украшение. Впрочем, я не могу сказать, чтобы на долю фон Геймана ничего не перепадало. Раффлс позволял ему подходить к девушке несколько раз на дню – ради коварного удовольствия оттереть его, как только он разойдется, таковы были подлинные слова Раффлса, когда я без стеснения назвал его поведение на немецком корабле по отношению к немцу непорядочным.

– Ты сам настраиваешь против себя людей на корабле.

– Одного только Геймана.

– А разве это умно, когда именно его мы и хотим обработать?

– Это самая умная штука, какую я когда-либо делал. Вот подружиться с ним было бы большой ошибкой.

Я успокоился, ободрился, почти удовольствовался этим ответом. Я боялся, что Раффлс пренебрегает мелочами, и высказал ему это под влиянием порыва. Мы приближались уже к Гибралтару, и ни слова о деле со времени Солента. Он с улыбкой покачал головой.

– Масса времени впереди, Банни, масса времени. Мы не можем ничего предпринять, пока не доберемся до Генуи, а этого не случится раньше воскресной ночи. Путешествие еще в самом начале, подготовим же пока все, что можно.

Этот разговор происходил на палубе после обеда, и пока Раффлс говорил, он пристально оглядывался кругом, а через минуту ушел от меня с деловым видом. Я отправился в курильню, чтобы покурить и почитать в уголке в ожидании Геймана, который вскоре пришел сюда дуть пиво и дуться на меня.

В середине лета мало путешественников направляется к Красному морю, поэтому «Улан» был почти пуст. Однако на нем было ограниченное число кают, расположенных исключительно на нижней палубе, и это обстоятельство могло послужить объяснением, что я поселился в одной каюте с Раффлсом. Я имел возможность получить отдельную каюту внизу, но я предпочитал остаться наверху. Раффлс настоял, чтоб я добился этого.

И вот мы очутились вместе, не возбуждая, как я полагаю, никаких подозрений, но и без всякой особой причины, как мне казалось.

В субботу вечером я заснул на нижней, принадлежавшей мне койке, когда Раффлс отдернул занавески, сидя на диване без пиджака.

– Ахилл злится в своей палатке.

– Что же мне еще делать? – спросил я, потягиваясь и позевывая.

Я, однако, успел заметить веселый тон его голоса и приложил все старание, чтобы не испортить его настроения.

– Я нашел кое-что иное, Банни.

– Воображаю!

– Ты не так понял меня. Тот ловелас празднует свою сотую победу нынче вечером. У меня на уме другая рыбка.

Я моментально свесил ноги, уселся, как и он, и весь превратился в слух. Внутренняя скрипучая дверь была заперта па задвижку и тщательно завешена, так же, как и штора на иллюминаторе.

– Мы будем в Генуе до заката солнца, – продолжал Раффлс. – Дело должно быть окончено там.

– Ты все еще намерен за него приняться?

– Разве я когда-нибудь говорил иное?

– Ты так мало говорил о нем.

– Неспроста, Банни, к чему портить удовольствие лишними разговорами? Но теперь час настал. Или делать дело в Генуе, или вовсе бросить его.

– На берегу?

– Нет, на корабле, завтра ночью. Можно бы и сегодня, да завтра вернее, на случай неудачи. Если нам придется прибегнуть к насилию, так можно удрать с первым поездом, дело не откроется до тех пор, пока пароход не отчалит, и Геймана не найдут мертвым или усыпленным.

– Только не мертвым! – воскликнул я.

– Разумеется, нет, – согласился Раффлс, – если нам не понадобится замести следы, а если придется удирать, то четверг утром – вот наше время, когда пароход станет отчаливать, что бы там ни случилось. Но я не предвижу насилия. Насилие – это сознанье в бессилии. За все эти годы много ли раз ты видал, чтоб я наносил удары? Ни разу, я полагаю, но я в любой момент готов убить человека, если коса найдет на камень.

Я спросил его, каким путем предполагает он пробраться незамеченным в каюту Геймана, и увидел при этом даже сквозь тень, бросаемую занавесками, что его лицо вспыхнуло.

– Заберись на мою койку, Банни, и увидишь.

Я последовал его приглашению, но ничего не мог заметить. Раффлс перегнулся через меня и хлопнул по вентилятору, устроенному вроде трапа в стене, у него над кроватью, около восемнадцати дюймов длиной и в половину этого шириной. Он открывался наружу, в вентиляционную трубу.