Эрнест Хорнунг - Вор-любитель. Избранные рассказы о Раффлсе

– После того, как оба билета уже взяты?

– На корабле ничего не знают об этом, да я и сам еще не решил в то время, как брал билеты.

– Так ты дал бы мне знать о своем решении. Ты сочиняешь различные планы и никогда не говоришь мне о них ни слова, а потом требуешь, чтобы я Святым Духом попадал в самую точку. Как мог я знать, что у тебя есть что-то на уме?

Я не без некоторого эффекта повернул дело в свою пользу, даже сам Раффлс прикусил язык.

– Дело в том, Банни, что в мои намерения не входило сообщать тебе замысел. – Ты… ты сделался таким богобоязненным кроликом на старости лет!

Хотя это прозвище и его тон далеко не могли успокоить меня, а лишь разожгли еще более, я все же решил спустить ему их.

– Но если ты не решался писать, – продолжал я, – так обязан был бы дать мне понять это, как только я поставил ногу на корабль. Я бы сразу все понял. Я ведь не так уж добродетелен, как тебе кажется.

Было ли это мое воображение или Раффлс действительно смутился? Если да, то это случилось в первый и последний раз за все года, что я знал его, но я не могу в том поклясться даже и теперь.

– Да, – сказал он, – я именно и думал так сделать, то есть залечь в свою каюту и перехватить тебя на пути. Но…

– Ты нашел более интересное занятие.

– Выражайся яснее.

– Прелестная мисс Вернер?

– Она действительно прелестна.

– Большинство австралиек прелестны, – заметил я.

– Почем ты знаешь, что она оттуда? – воскликнул Раффлс.

– Я слышал ее говор.

– Ах ты, животное! – рассмеялся Раффлс. – Она гнусавит не больше тебя. Ее родители немцы, она окончила училище в Дрездене и возвращается теперь одна домой.

– С деньгами? – спросил я.

– Стыдись, – откликнулся Раффлс.

И так как он теперь смеялся, то я счел самым подходящим переменить разговор.

– Хорошо, – сказал я, – но ведь не ради же мисс Вернер мы должны были разыгрывать с тобой незнакомых, не правда ли? Ты, наверное, ведешь другую игру, похитрее, а?

– Полагаю, что так.

– Так не лучше ли сказать мне, в чем она состоит?

Раффлс обратился ко мне с той привычной осторожной манерой, которая была мне так знакома. Этот дружественный тон после стольких месяцев разлуки заставил меня улыбнуться, что, по-видимому, придало ему смелости, хотя и не вполне ясно, но я догадывался о его намерении.

– У тебя не выскочило из головы, о чем мы с тобой толковали на лоцманской лодке?

– Не совсем.

– Тогда еще, помнишь, ты написал о жемчужине…

Я не дал ему времени закончить фразу.

– Ты добыл ее? – воскликнул я с пылающим, как зарево, лицом, что я мог наблюдать в зеркале салона.

Раффлс откинулся назад.

– Пока еще нет, – сказал он, – но я надеюсь достать ее прежде, чем мы достигнем Неаполя.

– Она на корабле?

– Да.

– Но как, где, кто ее везет?

– Маленький немчик офицер, ловелас с перпендикулярными усами.

– Я видел его в курильной.

– Этот самый, он вечно там торчит. Капитан Вильгельм фон Гейман, как ты увидишь в списке пассажиров. Так вот он и есть чрезвычайный посланник императора, он и везет с собою жемчужину.

– Ты разузнал об этом в Бремене?

– Нет, в Берлине, узнал от одного журналиста. Стыдно сознаться, Банни, я отправился туда именно с этой целью.

Я покатился со смеху.

– Чего же тебе стыдиться? Ты взялся за дело, которое, как я надеялся, ты задумал еще в день нашей речной прогулки.

– Ты надеялся на это? – переспросил Раффлс, широко тараща глаза.

Действительно, теперь наступил его черед изумляться, а мой – чувствовать себя еще более смущенным, чем прежде.

– Да, – отвечал я, – мной давно владела эта мысль, но я не хотел ее высказывать.

– Значит, ты бы согласился выслушать меня в тот день?

– Конечно, выслушал бы.

И я высказал ему это без всяких оговорок, без особого жара, как вы можете себе представить, даже без удовольствия человека, смакующего подобную авантюру ради нее самой. Нет, я отвечал ему мрачно, сурово, сквозь зубы, как человек, когда-то решившийся жить честно, но не устоявший. Раз дело коснулось этого вопроса, я высказался перед ним вполне откровенно. Я передал ему, смею думать, достаточно красноречиво, всю историю моей безнадежной борьбы и неизбежного падения, так как действительно подобная борьба была безнадежна и поражение неизбежно для человека моего темперамента, хотя этот темперамент и скрыт в самых недрах души. Это была старая история, история робких попыток вора сделаться честным человеком, но это намерение было противно моей натуре, вот почему оно и должно было окончиться ничем.