— Давайте, мистер Латимер, будем хоть чуточку искреннее, пожалуйста. Поверьте, я не имел против вас ничего дурного. Я даже не стремился побеседовать с вами. Но раз уж вы застали меня здесь и мы теперь не имеем возможности разговаривать — я осмелюсь это сказать — с позиции бескорыстной дружбы, то давайте говорить хотя бы искренне. Он слегка наклонился вперед. — Почему вас так интересует Димитриос?
— Димитриос?
— Да, дорогой мистер Латимер, Димитриос. Вы ведь прибыли сюда из Малой Азии. Димитриос — тоже. В Афинах вы с немалым усердием занялись исследованием архивов комиссии по беженцам. В Софии вы тоже наняли агента, чтобы ознакомиться с архивом полиции. Зачем? Подождите, пока не отвечайте. Я, между прочим, ничего против вас не злоумышляю. Да будет это вам раз и навсегда известно. Но так уж получилось, что Димитриос интересует и меня. Поэтому скажите мне откровенно, мистер Латимер, какова ваша позиция? Или, если позволите, я скажу иначе: какую игру вы ведете?
Латимер на какое-то мгновение задумался. Ему очень хотелось дать быстрый ответ, но ничего не получалось, и он несколько смутился. Для него Димитриос стал уже своего рода собственностью, такой же академической задачей, как, скажем, проблема авторства какого-нибудь стихотворения XVI века. И вот, пожалуйста, является этот одиозный мистер Питерс со своей улыбочкой, со своими затасканными фразами о Всемогущем, со своим люгером, и получается, что он, Латимер, занимается контрабандой. Впрочем, тут нет ничего удивительного — Димитриоса могли знать многие. Странно, но ему казалось, что они умерли вместе с ним. Безусловно, нет ничего глупее…
— Ну так как же, мистер Латимер? — Толстяк все так же вымученно-сладко улыбался, но в его сипловатом голосе Латимер заметил садистские нотки: он теперь напоминал мальчишку, отрывавшего пойманной мухе одну за другой ноги и крылья.
— Мне кажется, — медленно начал Латимер, — прежде чем я отвечу на ваши вопросы, вам следует ответить на мои. Другими словами, мистер Питерс, если вы расскажете мне, какую игру ведете вы, я расскажу о своей. Я не собираюсь ничего скрывать, единственно, к чему я стремлюсь, это удовлетворить свое любопытство. И не надо так страшно размахивать пистолетом. В конце концов пистолет не такой уж сильный аргумент. Кстати, ваш пистолет большого калибра и будет много шума, если, не дай Бог, он выстрелит. Кроме того, какая вам польза, если вы меня убьете? И поскольку на вас никто не собирается нападать, я бы на вашем месте давно убрал пистолет в карман.
Мистер Питерс продолжал излучать свою радостно-горестную улыбку.
— Вы изложили свою точку зрения с удивительной краткостью и изумительным красноречием, мистер Латимер. И все-таки мне пока не хочется убирать пистолет.
— Как вам будет угодно. Вас не затруднит объяснить мне, что вы искали в переплетах книг и в зубной пасте?
— Ответ на свой вопрос, мистер Латимер. И вот что я нашел.
Он достал из кармана листок бумаги. Это была таблица, которую Латимер составил в Смирне. Кажется, она лежала в одной из книг.
— Что поделаешь, мистер Латимер! Если что-то прячут между страницами, то, быть может, есть кое-что интересное и под переплетом.
— Я не собирался ничего прятать.
Мистер Питерс не обратил на это внимания. Держа в левой руке листок, он очень походил на школьного учителя, который отдавал ученику его работу. Тряхнув головой, он спросил:
— И это все, что вам известно о Димитриосе, мистер Латимер?
— Нет.
— Ах вот что! — Он с каким-то печальным недоумением стал рассматривать латимеровский галстук, — Интересно, кто такой этот полковник Хаки? Кажется, он неплохо информирован, но почему он так неосторожен? Фамилия у него турецкая. И бедняга Димитриос покинул вас в Стамбуле, не так ли? Вы ведь тоже прибыли из Стамбула, верно?
Совершенно непроизвольно Латимер кивнул и тотчас же набросился на себя за эту глупость. Улыбка на лице мистера Питерса засияла еще ярче.
— Благодарю вас, мистер Латимер. Мне начинает казаться, что вы готовы помочь мне. Давайте разберемся. Итак, вы были в Стамбуле, где одновременно оказались и Димитриос, и полковник Хаки. Здесь есть еще заметка о паспорте на имя Талата. Опять какая-то турецкая фамилия. Потом упоминается Адрианополь и написано «попытка покушения». Ну да, я понял: так вы перевели французское слово «la tentative». Вы ничего не хотите мне сказать? Ну хорошо, хорошо, пусть будет по-вашему. У меня создалось впечатление, что вы, по-видимому, читали какое-то досье. Ну что, разве я не прав?
Читать дальше