– Отлично! Это документ с государственной тайной! Его можно прочесть при помощи парковочного талона.
Это была бумага с рядами букв, как в документе, найденном у Сэди.
– Ну, я удовлетворен, – сказал Мэннинг. – А сейчас я должен идти в ФБР. Но сначала…
– Еще бы! Мы прощены! – заявила Зизи, словно прочитав его мысли.Дерзко улыбнувшись, она подскочила к Олив и расцеловалась с ней. Затем, напустив на себя властный вид, девчушка выгнала из помещения всех нас, кроме Олив и Мэннинга.
Я уходил последним и услышал, как Мэннинг говорит:
– Я хочу, чтобы мисс Рейнор еще раз сказала, что прощает меня, а затем пойду, отрапортую своему начальству.
Радуясь такому финалу, я вошел в свой офис и обнаружил, что в нем царит веселье. Миссис Вэйл явно веселилась, Нора вальсировала по комнате. Пеннингтон Уайз сидел в углу возле моего стола и насвистывал танцевальный мотив, а Зизи размахивала руками, видимо, исполняя победный танец собственного сочинения.
Через некоторое время двери офиса Гейтли отворились, и в них появилась Олив в сопровождении человека, провалившегося сквозь землю.
– Я хочу исправить свои показания, – сказала она. – Я утверждала, что не была помолвлена с Эймори Мэннингом, но сейчас это не так!
Эти двое вошли в мой офис, и мы вознаградили их уже второй за день овацией (первой Мэннинг удостоился единолично, за несколько минут до того).
– Вы уверены, что он – Мэннинг? – поддразнил ее Уайз.
– Да, – совершенно серьезно ответила Олив. – Понимаете, он был замаскирован, и потому…
Ее голос затерялся в поднявшемся гомоне, и она недоуменно оглянулась.
– Она права, – улыбаясь, сказал Мэннинг. – Работая на секретную службу, было важно, чтобы меня не узнали. Потому я носил маскировку, хотя в ней не было ничего особенного: просто покрасил волосы легкосмывающейся краской и нацепил очки в роговой оправе. Впрочем, Олив, как и многие другие, знали меня только в этом образе. Я носил вандайковскую бородку и небольшие усики. А после того, как я попал в госпиталь, я был побрит, и поддерживал лицо чисто выбритым. Краску с волос смыло потоком в канализации, и поскольку память тоже смыло, я не удивился, увидев в зеркале светловолосого человека. Олив сказала, что мой голос также совершенно изменился, став монотонным, вероятно, вследствие травмы головы и потери памяти. Ну, вот и вся история. А что касается моей склонности рисовать снежинки, то я делал это практически всю жизнь, но если бы Зизи не обратила внимания на эту привычку, то, боюсь, что я так и не смог бы понять, кто я!
– Возможно, вы бы догадались об этом по какой-то другой причине, – заметил Уайз, – но вот рисовать снежинки вы начали еще с первой встречи с Брайсом. Я должен был намного раньше обнаружить тот набросок на столе Гейтли! – сыщик принялся самоуничижительно бить себя по лбу.
– Да, – нахально и ласково заявила Зизи, – вы должны были обнаружить этот набросок!
– Конечно, Зиз, но у меня есть ты, и ты высматриваешь улики.
– Конечно. Я всего лишь глупышка, но, во всяком случае, для меня улики прозрачны, как хрусталь!
Ума на грош (англ.)
На самом деле Аспасия, это не заболевание а греческая гетера, жена Перикла (ок. 470―400 до н. э.)
Отель в Бостоне.
Описание (фр.)
Сказочный персонаж.
Case – случай (англ.)
Четвертая книга Царств, 4:10.
Зизи ссылается на отрывок из «Алисы в Зазеркалье» – Белая Королева сначала кричит, и только потом ранит палец, ведь она «живет в обратную сторону».