Юлия Ефимова - Пока медведица на небе

– Ну, у меня явный прогресс, – улыбнулся Карл.

– Однозначно, – засмеялась Тамара Петровна.

– Боюсь, что сейчас я снова подпорчу свою репутацию, – уже серьезно сказал Карл, три женщины с любопытством, оставив вилки, смотрели на Карла. Тот вытащил из кармана помятый конверт, положил перед Булей и сказал:

– Вы писали мне, я приехал, это я отец Сеньки, – сказал и выдохнул, словно решился на это и боялся передумать.

Клава ахнула и прижала руку ко рту, Сенька же перевела взгляд с конверта на Булю, что-то прочитала у той на лице и выскочила на улицу.

– Не ходите за ней, – твердо сказала Тамара Петровна, когда Карл вставал. – Ей сейчас надо побыть одной, переосмыслить ситуацию, поверьте мне, Есения – умная девочка, она все поймет.

Клава все же поднялась и тихонько вышла на улицу к Сеньке.

– Пусть остынет, – продолжила Буля. – Я ведь не родная ей, Оленька была моей воспитанницей в детском доме, но любила я ее как дочь. Как я радовалась, когда она поступила в Москву в институт, но, не проучившись и полгода, вернулась, кинулась ко мне в ноги, просила помочь. Рассказала о большой любви и о большом предательстве, которое она не могла простить. Стали мы жить вместе, но так случилось, умерла она при родах, девочку отдали туда же, откуда была и мать, вот судьба-то. Тогда я решила забрать Есению, помогли мне, удочерила я её, и живем мы неплохо, да, наверное, никогда я бы вам не написала, да вот здоровье у меня стало подводить, не хочу, чтоб при родном отце она в детский дом попала.

– Есенией ее Оля назвала? – тихо спросил Карл.

– Да, причем это решение было принято сразу, лишь только она вернулась, поэтому я сделала, как она сказала.

– Так звали мою любимую бабушку, Оля знала об этом, – сказал Карл. – Я понимаю, сейчас глупо оправдываться, да и не перед вами это делать надо было, но я ничего не знал про Сеньку, про то, что Оля беременна. Она просто в один день исчезла из моей жизни, словно и не было ее.

– Искать не пробовали? – усмехнулась Буля.

– Я решил, раз она исчезла, значит, я ей не нужен, мне было восемнадцать, – Карл понимал, что сейчас уже глупо что-то вспоминать, но никак не мог остановиться. – Я ее не брошу теперь никогда, вот только простит ли она меня?

– Простит, куда денется, – видно было, что Тамаре Петровне нравится этот молодой человек, нравится, как и что он говорит, и она внутренне благословила его.

– Карл, – в комнату вошла Клава, – сходи поговори с ней, она на крыльце сидит.

Жара ушла, оставив в воздухе привкус лета, Карл вновь, как два дня назад, уселся на ступеньку рядом с Сенькой.

– Люблю летом по вечерам сидеть на крыльце, – сказал он, не зная, с чего начать.

– Ты ее любил? – спросила Сенька.

– Очень сильно, – ответил Карл.

– А у меня от нее только это, – она достала из маленького кошелечка, что висел у нее на груди, бумажку и протянула ему. – Читай вслух, буду представлять, что она со мной разговаривает.

Карл взял листок, пробежав по первым строчкам, у него в горле встал ком, но, вспомнив слова своей любимой бабули – «мужчины не плачут», – взял себя в руки.

Карлу было очень тяжело это читать, и скупые мужские слезы покатились по щекам, он украдкой вытер их ладонью и, осторожно обняв Сеньку, сказал:

– Прости меня, дочка, но поверь, я очень рад, что ты есть у меня.

Сенька ничего не ответила, только обняла его в ответ своими тоненькими ручонками. Они, конечно, этого не видели, но на небе Большая Медведица, обняв Умку, смахнула слезу счастья со своей мягкой медвежьей щеки.