Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 25. Дело о небрежной нимфе

Дорлей Олдер вынул из кармана записную книжку в кожаном переплете.

— Я вам обещал в прошлый раз, что в моем лице вы обрели союзника, — сказал он. — Сейчас я вам это докажу. Револьвер, из которого был застрелен мой племянник, — его собственный.

— Черт возьми! — только и мог сказать адвокат.

— Да, это так: один из новейших «смит-и-вессонов», со стволом в два дюйма. Тридцать восьмой «специальный» калибр.

— Вы уверены?

— Вполне. Я не только проверил по накладной, где он купил это оружие, но и сделал заключение, что оружие, по-видимому, было при нем, когда он погиб. Шериф, как я понимаю, в данный момент старается скрыть этот факт от прессы.

— Значит, это могло быть и самоубийством?

— Не берусь утверждать этого. Разумеется, существуют такие доказательства, как следы пороха на коже, которые должны приниматься во внимание следствием. Технический эксперт высказал предположение, что револьвер в момент выстрела находился слишком далеко от потенциальной раны и что на самоубийство это не похоже.

— Но из револьвера был сделан выстрел? — спросил Мейсон.

— Не только был разряжен один патрон, но и, как я понимаю, было доказано, что мой племянник держал револьвер в руке, когда стрелял. Он был левша, и анализ очень убедительно показал, что на левой руке у него остались пятна нитрата… и пять часов тому назад шериф взял Дороти Феннер под стражу.

Мейсон задумался.

— Я боялся, что случится что-то в этом роде, — сказал он. — А бутылку с письмом вы нашли?

— Я — нет, но власти очень тщательно обыскали письменный стол и кабинет, прежде чем допустить туда меня. Может быть, они и нашли ее, но решили пока ничего не говорить об этом.

— Послушайте-ка, если Джордж Олдер выстрелил из этого револьвера и пуля не вошла в его тело, так где же она тогда?

— Ее не нашли. Можно предположить, что она вылетела через одно-единственное место, где, правда, не оставила никакого следа: через застекленную дверь-окно. Медицинское свидетельство говорит, что Джордж упал на ходу. Он упал вперед, лицом вниз. Когда в него выстрелили, он сидел, очевидно, лицом к письменному столу, а спиной к стеклянным дверям.

— Во что он был одет?

— В свободные спортивные брюки и мягкий спор тивный пиджак, в которых он обычно ходил дома. За несколько дней до случившегося несчастья он рисовал у себя на яхте, и на пиджаке осталось несколько пятен от масляной краски, а также очень маленький треугольный разрез на левом рукаве возле манжета. Если он ждал посетителя — а он, по-видимому, ждал, — то это, скорее всего, был не слишком важный гость, чтобы для него переодеваться. Это был кто-то, кого он принимал по-домашнему. *

— Как члена семьи? — подсказал Мейсон.

Дорлей Олдер сухо улыбнулся:

— Я готов был употребить это же самое выражение, мистер Мейсон, пока не сообразил, что, за исключением Коррин, которая исчезла при таких обстоятельствах, что я не надеюсь увидеть ее живой, единственным членом семьи остаюсь… я.

— У вас есть алиби? — тоном беззаботной светской болтовни осведомился Мейсон.

— Вы хитрый адвокат, мистер Мейсон, — серьезно сказал Дорлей Олдер.'— Мягко стелете, но жестко спать…

— Ну-с, так как же с алиби?

— Я холостяк, мистер Мейсон, и уже не служу. Мое любимое и главное занятие — чтение. Мне шестьдесят три года, и я надеялся продолжать получать проценты с моей части капитала, находящегося под опекой, и вести спокойный, размеренный образ жизни.

Два других наследника были намного моложе меня. Я, разумеется, предполагал, что уйду из жизни, когда суждено, и оставлю богатство двум юным существам, — они должны были унаследовать его. Теперь я оказываюсь единственным наследником, ответственным за капиталовложения, и это мне совсем не нравится.

Мне некому оставить состояние, а ответственность за управление капиталом, боюсь, не даст мне возможности жить, как я собирался. У меня весьма шаткое алиби — свидетельство человека, который вчера во второй половине дня чистил мою машину. Или показания спидометра, исключающие возможность моей поездки к дому моего племянника, а также состояние спидометра, которое свидетельствует о том, что с ним не было проделано никаких манипуляций.

И я не настолько глуп, мистер Мейсон, чтобы не понимать, что власти относятся ко мне с подозрением и проверят каждый мой шаг, каждое мое движение с особым тщанием,

Вы понимаете, что я очень занят сегодня утром. У меня тысяча дел на руках. Наша корпорация управляет огромной, широко разветвленной империей. И признаюсь, я не очень хорошо знаком со многими деталями нашего управления. И вдруг на меня сваливается страшная ответственность. Вдобавок я прекрасно понимаю и то, что за моей спиной шепчутся люди. Положение, прямо скажу, неза[видное.