Найо Марш - Последний рубеж. Роковая ошибка

– Скажи ему, что… Нет, погоди. Скажи, пусть заканчивает там и возвращается сюда. Хотя все-таки поинтересуйся…

Фокс поинтересовался и получил ожидаемый ответ.

– Да, лучше бы все это происходило не на самом деле, – сказал Аллейн. – Черт, надо было мальчишку сразу отсылать.

После затянувшегося молчания Фокс произнес:

– Сомневаюсь, мистер Аллейн. Надеюсь, вы не против, что я так говорю.

– Не против, конечно, Фокс.

– Наверняка он просто загулялся.

– Ты не слышал, что сказала миссис Феррант? Я думаю, она что-то знает.

Фокс замолчал.

– Мы должны сделать то же, что бы сделали, если бы кто-то заявил о пропаже человека, – сказал Аллейн.

– Подождем еще чуть-чуть, – проговорил Фокс. – Если до темноты не вернется, тогда мы… ну…

– Начнем поиски.

– Верно, – кивнул Фокс.

– Ладно, у нас еще официальное расследование есть. Кого Планку на подмогу выделили, он не говорил?

– Парней, с которыми он уехал, – сказал Фокс, имея в виду полицейских из Маунтджоя.

– Возьмем их с собой. Кто знает, на что мы там наткнемся, – подытожил Аллейн.

Самое неправдоподобное в гангстерских фильмах – то, как там показывают связанного человека: стоит развязать жертву, как она, пошатнувшись раз-другой, вновь становится прыгучей, как блоха, и идет в драку. Если когда-нибудь развяжут Рики, ноги его не послушаются, рук он не почувствует, а голова будет так болеть, что просто безвольно повиснет, как увядший цветок.

Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как ему в рот засунули кляп. Джонс оторвал кусок ветоши, Феррант с силой всунул его Рики между зубами, а другой лоскут завязал вокруг головы. От тряпки воняло скипидаром, рассеченную губу жгло. Рот ему заткнули, когда Сид сказал, что слышал какой-то шум снаружи. Феррант выключил свет, и они сидели очень тихо, а потом в дверь кто-то тихонько поскребся.

– Это мальчик. – Феррант приоткрыл дверь, а потом очень тихо ее закрыл. Сид включил свет. В комнате стоял малыш Луи. В черном комбинезончике и берете он походил на французского школьника. На спине у него висела сумка. С зачерненного лица на Рики с жадным любопытством уставились два черносливовых глаза.

Феррант протянул руку, и Луи вложил в нее записку. Феррант прочитал ее – очевидно, она была очень короткой – и отдал Сиду.

– Папа́, он спросил меня, умею ли я грести, – сказал Луи.

– Кто спросил?

– Легавый. Еще, не побоюсь ли я выйти в море ночью.

– И что ты ответил?

– Что не боюсь. А больше я ничего не сказал, папа́. Честно.

– Да уж, не дай бог.

– Маман говорит, он беспокоится о нем. – Луи показал на Рики. – Ты ему рот завязал, чтобы он разговаривать не мог, да, папа́? А ты его побил? Что ты с ним сделаешь, папа́?

– Tais-toi donc [43] А ну-ка заткнись ( фр .). . Держи язык за зубами. Passe-moi la boustifaille [44] Жратву сюда давай ( фр .). .

Луи отдал ему сумку.

– Хорошо. Вот тебе еще задание. Возьми этот конверт. Не открывай. Видишь, на нем имя того полицейского? Слушай внимательно. Подсунешь письмо под дверь участка, и чтобы тебя никто при этом не видел! В почтовый ящик не кидай. Под дверь просунь. Потом позвони в звонок и, пока дверь не открыли – пулей домой быстро и тихо. Очень быстро. И очень тихо. Повтори.

Луи повторил все в точности.

– Хорошо. Теперь иди.

– Я лицо черным накрасил. Как гангстер. Чтобы меня никто не увидел.

– Хорошо. Свет, Сид.

Сид выключил свет и включил только тогда, когда дверь закрылась.

– Его не поймают? – спросил Сид.

– Нет. За дело давай.

На Рика внимания не обращали, как будто, связанный, он превратился в неодушевленный объект.

Дел у них, похоже, было много. Причиняя пленнику мучительную боль, его оттащили от стола так, чтобы перед собой он видел только стену. Было что-то сказано про повязку на глаза, однако Рики сидел с закрытыми глазами и опустил голову пониже, так что его оставили сидеть с кляпом во рту, а сами деловито расхаживали по комнате.

Рики открыл глаза. Картина «Леда и лебедь» исчезла со стены. Теперь она лежала у его ног изображением вниз. Рики узнал раму и удивился, как она вообще висела на стене – ни проволочной, ни веревочной петли на ней не было, а из стены торчали гвозди.

Говорили Феррант и Сид редко и вполголоса, но чувствовалось, что они торопятся. Периодически они о чем-то спорили. Рики отчаянно желал, чтобы его ноги освободили от пут, которые больно впивались в кожу. Как там отец? Будет вместе с Фоксом смотреть на это из окна комнаты Рики и не сможет ничего предпринять, потому что, если попытается, то?.. Получит ли он вообще записку? Где он сейчас? Сейчас, когда он так нужен Рики…