Найо Марш - Последний рубеж. Роковая ошибка

– Прошу прощения, мистер Аллейн, – сказал Фокс, снимая очки, но оставаясь на месте. – Прошу вашего прощения, мисс Фостер. Мое внимание привлек этот… я бы сказал образчик мебельного искусства. У моей тетушки, мисс Элси Смит, есть точно такой же в ее магазине в Брайтоне.

– В самом деле? – удивилась Прунелла и уставилась на него.

Аллейн прошел в другой конец комнаты и тоже склонился над столиком. В нем хранилась разношерстная коллекция медалей, флакон для нюхательной соли, две миниатюры, несколько маленьких шкатулок из серебра и перегородчатой эмали и одна музыкальная. Все это было выставлено на синем бархате.

– Меня всегда привлекали подобные коллекции, – сказал Аллейн. – Семейная история в иероглифике. Вижу, вы недавно тут кое-что поменяли местами.

– Нет, не меняла. Зачем? – удивилась Прунелла, внезапно встревожившись, и подошла к ним. По вмятинам на бархате было видно, что какая-то перестановка действительно имела место.

– Черт! – воскликнула она. – Опять он за свое! Нет, это уж слишком.

– За свое? – переспросил Аллейн. – Опять? Кто?

– Клод Картер. Вы наверняка знаете, что он здесь остановился. Все время что-то трогает и повсюду сует свой нос.

– И во что же он сует свой нос?

– Да во все. В старые чертежи дома и сада. В ящики столов. Хватает чужие письма, когда их приносят. Я бы не удивилась, узнав, что он их читает. Я сейчас здесь не живу, поэтому у него свободное поле деятельности. Не знаю, зачем я это вам рассказываю.

– Сейчас он в доме?

– Понятия не имею. Я сама только что приехала. Не обращайте внимания. Забудьте. Вы хотели посмотреть письма.

Она пошла к выходу. Аллейн открыл ей дверь и последовал за ней по коридору, потом по лестнице.

– Как счастлив будет мистер Маркос, – заметил он, – взбираясь по этим золотым лестницам. Ведь они действительно почти золотые, когда на них падает солнечный свет, правда?

– Не замечала.

– О, а вы присмотритесь. Нельзя, чтобы у владелицы притуплялся взгляд. Человек всегда должен помнить, как ему повезло.

Дойдя до верхней площадки, Прунелла повернулась и глянула на него в упор.

– Это у вас привычка такая – болтать о постороннем, когда вы на службе?

– Только если я могу рассчитывать на сочувственный отклик. Что теперь? Поворачиваем направо, берем западнее и осуществляем вторжение?

Поскольку это было именно то, что следовало сделать, Прунелла ничего не сказала, а молча повела его в материнскую спальню.

Это была роскошная комната. Кровать под балдахином, шелковое стеганое одеяло в кружевном пододеяльнике с огромной искусственной розой наверху. Пол, покрытый шкурами белых медведей. Но при всей своей роскоши комната имела какой-то оскудневший вид, словно лишилась чего-то главного, своего сердца. Одна дверца гардероба была открыта, демонстрируя абсолютную пустоту внутри.

Прунелла поспешно объяснила:

– Я отослала все – всю одежду – в ближайший профессиональный театр. То, что им не нужно, они смогут продать – меховые шапки, шубы…

Ни на столиках, ни на каминной полке не было ни фотографий, ни женских безделушек, и с придиванного туалетного столика Сибилы с зеркалом в антикварной раме были убраны все баночки, флакончики и тюбики, которых, как предполагал Аллейн, здесь стояло немало.

Проследив за его взглядом, Прунелла сказала:

– Я избавилась от всего. От всего! – с вызовом повторила она.

– Полагаю, именно так лучше всего.

– Мы собираемся переделать эту комнату. Полностью. Мой будущий свекор – эксперт по части домов. Он нас проконсультирует.

– Да, конечно, – вежливо согласился Аллейн.

Вдруг Прунелла почти закричала:

– Вы, наверное, думаете, что я бессердечная на современный лад и слишком бурно на все реагирую. Может быть. Но я буду вам благодарна, если вы вспомните про завещание. Как она пыталась подкупом – а это было не что иное, как попытка подкупа – заставить меня выйти замуж за чудовище – а он именно что чудовище – и наказать, если я не исполню ее волю. Никогда не думала, что в ней это есть – такая низость и подлость, и я не собираюсь, черт возьми, оплакивать ее больше и не имею ни малейшего понятия, зачем я все это вам говорю. Письма – в туалетном столике, и бьюсь об заклад, что вы не найдете потайное местечко.

Она отвернулась от Аллейна и высморкалась.

Он подошел к столику, открыл средний ящик, ощупал пальцами его внутренние поверхности, обнаружил маленькую кнопку, нажал на нее, и задняя ложная стенка откинулась. Там, в «секретном» отделении, лежала классическая связка писем, перевязанная – куда ж без нее? – выцветшей лентой.