– О его военной службе во время войны, когда, я полагаю, и была сделана эта фотография?
– Да. И немного о нем самом. А что?
– О его однополчанах, например? Или подчиненных?
– В чем дело? – настойчиво переспросила Прунелла. – Не ведите себя так, как эти ужасные журналисты, которые постоянно выкрикивают оскорбительные вопросы, не имеющие никакого отношения к делу. Нет, – поспешно перебила она сама себя, – на самом деле вы делаете совсем не то же самое, что они. Но скажите ради бога, какое отношение однополчане и подчиненные первого мужа моей матери имеют к убийству его жены, если большинство из них сами мертвы?
– Его денщик, например? О нем в письмах что-нибудь есть? Отношения между офицером и денщиком могут быть по-своему очень близкими.
– Вот сейчас, когда вы это сказали… – с ноткой нетерпеливости ответила Прунелла. – В письмах есть какие-то упоминания вскользь о ком-то по прозвищу Кап, который, возможно, был его денщиком, но там ничего особенного. Например, в последнем письме. Оно было написано здесь. Он получил неожиданный отпуск и приехал домой, но мама была в Шотландии, служила там в Женской вспомогательной службе ВМС. В письме говорится, что он пытается дозвониться до нее, но на всякий случай – если не удастся – оставляет письмо. Оно обрывается на полуслове после сообщения, что его срочно вызывают в Лондон и времени осталось только чтобы добраться до вокзала. Думаю, вы знаете, что поезд разбомбили.
– Да, знаю.
– Прямое попадание, – коротко констатировала Прунелла. – Как раз в его вагон. Вот и все.
– А что насчет Капа? В письме?
– Что? Ах, это. Там есть зверски малое замечание… Простите, – пояснила Прунелла, – «зверски» – это наше семейное словечко, означает «ужасно трогательно». Так вот, там говорится, что она должна делать, если его убьют, и как он ее любит, и чтобы она не волновалась, потому что Кап заботится о нем, как нянька. Судя по всему, он был классный парень, этот Морис, я всегда так думала.
– А о «Черном Александре» что-нибудь есть?
– Ах да! Ну… вообще-то кое-что есть. Он пишет, что она, возможно, сочтет его паникером, но его лондонский банк находится в районе, чаще всего подвергающемся бомбардировкам, поэтому он забрал оттуда марку, чтобы поместить ее в другое место. И именно в тот момент пришел срочный вызов из Лондона. Поэтому он оборвал письмо – только попрощался.
– А марку так и не нашли.
– Верно. Сколько ни искали. Но очевидно же, что она была при нем.
– Мисс Фостер, я не стал бы вас об этом просить, если бы это не было так важно, и надеюсь, вы не посетуете на меня за эту просьбу. Не позволите ли вы мне взглянуть на эти письма?
Прунелла уставилась на свои руки. Они судорожно стискивали платок, и она поспешно разжала их. Платок маленьким влажным комком остался лежать у нее на коленях. Аллейн видел на этом комке лунки там, где она впивалась в него ногтями.
– Я совершенно не могу себе представить зачем? – ответила она. – Это потрясающие любовные письма, чистые и простые, написанные почти сорок лет назад и не касающиеся ничего и никого, кроме их автора. И мамы, конечно.
– Я знаю, это кажется нелепым, не так ли? Но не могу вам даже описать, насколько «профессиональным» и отстраненным взглядом я буду смотреть на эти письма. Как врач. Прошу вас, позвольте мне их увидеть.
Она бросила взгляд на стоявшего в отдалении Фокса, погруженного в созерцание витрины антикварного столика.
– Не хочу пререкаться на пустом месте, – сказала она. – Сейчас принесу.
– Они все еще в не очень секретном ящике придиванного столика?
– Да.
– Я хотел бы на него взглянуть.
Они одновременно встали.
– Секретные ящички, – непринужденно сказал Аллейн, – моя специальность. В Ярде меня называют Любопытный Том [107] Любопытный Том ( англ . Peeping Tom) – портной, подглядывавший за леди Годивой. Согласно легенде, однажды на пиру, будучи сильно пьяным, муж красавицы Годивы граф Леофрик пообещал снизить налоги, если его жена проедет обнаженной на лошади по улицам Ковентри. Он был уверен, что это условие окажется неприемлемым для нее. Однако Годива поставила свой народ выше собственной чести и пошла на этот шаг. Жители города, уважая ее за доброту, в назначенный день закрыли ставни и двери своих домов, никто не вышел на улицу. Лишь один горожанин по имени Том отважился взглянуть из окна на обнаженную всадницу и тут же ослеп. В переносном смысле – чрезмерно любопытный человек.
Аллейн. – Прунелла поджала губы. – Фокс, – громко окликнул коллегу Аллейн, – могу я вас оторвать?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу