Найо Марш - Последний рубеж. Роковая ошибка

– И с самим завещанием все в порядке?

– Он боится, что да. Хотя условия скандальные. Кстати, насколько я понимаю, мисс Прунелла Фостер скорее согласится пойти к алтарю с гориллой, чем с лордом Свинглтри.

– Значит, ее доля наследства отходит доктору Шрамму?

– В дополнение к королевскому подарку, который он получит в любом случае.

– Не очень-то это порядочно, – сурово промолвил Фокс. – Надо бы поговорить с Рэттисбонами по этому поводу.

Когда они наконец въехали в деревню, Фокс мечтательно заметил:

– Ставлю двадцать к одному, что вон там впереди – симпатичный маленький паб.

– Так и есть. И куда устремляются ваши мысли?

– Они устремляются к яйцам по-шотландски, сыру, сэндвичам с пикулями и пинте мягкого пива пополам с горьким.

– Да будет так, – сказал Аллейн и подъехал к пабу.

Прунелла Фостер, вернувшаяся из Лондона, заехала в Квинтерн по пути в Мардлинг, куда ее пригласили на обед жених и его отец. Миссис Джим проинформировала ее об утреннем визите Аллейна. Как рассказчица миссис Джим была сильна в фактах, но скупа в описании атмосферы. Она изложила события в хронологическом порядке, с крайним лаконизмом ответила на вопросы Прунеллы и не выразила собственного мнения ни по какому поводу. Прунелла разволновалась.

– Это был полицейский, миссис Джим?

– Так он представился.

– Вы хотите сказать, что у вас есть сомнения?

– Не то чтобы сомнения. Это ведь написано на его визитке.

– А что тогда?

Загнанная в угол, миссис Джим призналась, что выглядел он слишком шикарно для полицейского.

– Больше похож на одного из ваших друзей, – сказала она и добавила, что он обаятельный.

Прунелла заставила ее еще раз подробно рассказать о его визите, что миссис Джим и сделала с предельной точностью.

– Значит, он спрашивал насчет… – Прунелла покосилась и слегка кивнула в ту сторону дома, где чаще всего обретался Клод Картер.

– Совершенно верно, – подтвердила миссис Джим. В том, что касалось Клода, они с Прунеллой прекрасно понимали друг друга с полуслова, так что ей оставалось лишь сообщить, что полицейский заметил, как Клод прятался за живой изгородью в розарии. – А потом он направился к конюшням. Я имею в виду – джентльмен, – уточнила миссис Джим.

– Пошел искать Брюса?

– Совершенно верно. Мистера Клода – тоже, как я предполагаю.

– О?

– После того как джентльмен уехал, мистер Клод вернулся в дом и отправился в гостиную.

Прунелла знала, что это эвфемизм выражения «приложился к бутылке».

– Где он сейчас? – спросила она.

Миссис Джим ответила, что понятия не имеет. Как выяснилось, два дня назад они обговорили, что́ ему приготовить из еды. Миссис Джим к часу дня накрыла стол в маленькой столовой, поставила на него горячий обед, ударила в огромный гонг и отбыла домой. Когда же она вернулась сегодня в Квинтерн, по всему столу были разбросаны отвратительные объедки этого обеда вместе с объедками последующих его трапез.

– Как все сложно, – пробормотала Прунелла. – Спасибо, миссис Джим. Я собираюсь в Мардлинг на обед. Мы строим планы относительно Квинтерна, хотим, знаете ли, чтобы у отца мистера Гидеона было здесь отдельное помещение. Кажется, он продает Мардлинг. Это после всего, что он в него вложил! Вы только представьте себе! Но он оставляет за собой дом в Лондоне в качестве своей штаб-квартиры.

– Это точно, мисс? – спросила миссис Джим, и Прунелла, несмотря на ее деревянную интонацию, поняла, что она глубоко взволнована. – Значит, скоро мы услышим свадебные колокола?

– Ну… не сразу, разумеется.

– Конечно, нет, – согласилась миссис Джим. – Это было бы неподобающе – прямо сразу.

– На самом деле, миссис Джим, мне вовсе не хочется устраивать свадьбу. Я бы предпочла просто рано утром тихо обвенчаться в Верхнем Квинтерне, почти без посторонних. Но он… Гидеон хочет, чтобы все было по-другому, так же, как и наверняка моя тетушка Бу… – Ее и без того тихий шепот стал практически неслышным, а глаза наполнились слезами.

Она беспомощно посмотрела на миссис Джим и подумала: как же она ее любит. Впервые после смерти матери Прунелле пришло в голову, что – разумеется, если не считать Гидеона – у нее нет никого на свете. Она никогда не была слишком близка с матерью и находила ее неискренность и тщеславие раздражающими, если не комичными, и даже эта мера терпимости была поколеблена несообразными условиями мерзкого завещания. И тем не менее сейчас, когда Прунелла осознала, что Сибил нет и никогда больше здесь не будет, что больше нельзя посмеяться над ней или с ней поспорить, что вместо нее осталась пустота, ничто, волна одиночества накрыла ее, и она, не сдержавшись, разрыдалась, зарывшись лицом в кардиган миссис Джим, пропахший средством для натирки полов.