Найо Марш - Последний рубеж. Роковая ошибка

– Нет, он сын ее первого мужа, Мориса Картера. Она вышла за него в семнадцатилетнем возрасте. Тот был очень молодым вдовцом. Его первая жена умерла при родах, оставив Клода, который воспитывался у бабушки с дедушкой. Боюсь, они его совсем не любили. Вероятно, если бы любили, он вырос бы другим, но так уж случилось. А потом Морис женился на Сиб, которая служила тогда в Женском вспомогательном подразделении Военно-морских сил Великобритании где-то в Шотландии. Неожиданно получив отпуск, он приехал в Квинтерн – Квинтерн-плейс – это ее родовой дом, как вы знаете, – и попытался дозвониться ей, но не смог и решил написать записку. Тем временем его срочно вызвали в Лондон. Воинский эшелон, на который он сел, попал под бомбежку, и Морис был убит. Она получила записку уже после его смерти. Печальная история, правда?

– Да. А этот пасынок, Клод, остался обеспеченным?

– Очень хорошо обеспеченным. Его отец не был сказочно богат, но учредил трастовый фонд, который оплачивал воспитание Клода. Клод и сейчас располагал бы приличными средствами, если бы не умудрился растранжирить их, как только вступил в права наследства. Конечно, – добавила Верити скорее себе, чем Аллейну, – все могло быть по-другому, если бы нашлась марка.

– Вы сказали «марка»?

– «Черный Александр». Морис Картер унаследовал ее. Это была дореволюционная русская марка, весь тираж которой изъяли в день выпуска из-за брака – ужасного черного пятна, которое выглядело как пулевое отверстие во лбу царя. Насколько известно, это был единственный сохранившийся экземпляр, поэтому он стоил немыслимых денег. Собственная филателистическая коллекция Мориса обладала средней ценностью, она досталась в наследство Клоду, и он продал ее, но «Черного Александра» в ней не было. Известно, что Морис забрал ее из банка накануне своей смерти. Марку искали-искали, но так и не нашли, считается, что она была при нем, когда он погиб, – прямое попадание. Так что с маркой Клоду не повезло.

– Где Клод сейчас?

Испытывая неловкость, Верити сообщила, что в последнее время он жил в Квинтерне, но там ли он еще, она не знает.

– Понятно. Скажите, когда миссис Фостер вторично вышла замуж?

– В… когда же это было? В тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году. За очень богатого биржевого маклера, который ее обожал. Он скончался от сердечного приступа в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году. Знаете, – вдруг добавила Верити, – если рассказывать ее биографию шаг за шагом, получается почти классическая трагедия, и тем не менее бедняжку Сиб невозможно представить себе трагической фигурой. Если не вспоминать того взгляда.

– Того, о котором говорилось во время дознания?

– Да. Это было бы совершенно ужасно, если бы именно ее настигла такая болезнь. – Довольно долго помолчав, Верити сказала: – Когда возобновится дознание?

– Скоро. Возможно, в начале будущей недели. Не думаю, что вас вызовут снова. Вы оказали большую помощь.

– Каким образом? Нет, не говорите ничего. Я… я не хочу знать. И не думаю, что хочу быть полезной.

– Никто не любит полицейских, – шутливо произнес Аллейн и встал. Верити тоже поднялась. Она была высокой женщиной, но он возвышался над ней, как башня.

– Думаю, это дело расстроило вас больше, чем вы сознаете. Не возражаете, если я дам вам что-то вроде профессионально мотивированного совета? Похоже, вы располагаете сведениями об эпизоде или чьем-то поступке, вероятно очень давнем, которые могли бы пролить свет на… скажем, характер кого-то из людей, о которых мы говорили. Не таите эти сведения. Никогда ведь не знаешь: не исключено, что этим вы сослужите дурную службу другу.

– Мы возвращаемся к вопросу о завещании, я правильно понимаю?

– Ах, это. Да. Отчасти.

– Вы считаете, что она могла попасть под чье-то влияние? Или что это могло каким-то образом оказаться мошенничеством? Да?

– Никакие вероятности нельзя отбрасывать, когда условия завещания столь экстравагантны, абсолютно неожиданны и когда само завещание изменено так незадолго до смерти завещателя.

– Но это еще не все? Правда? Вы ведь здесь не только потому, что Сиб оставила дурацкое завещание. Вы здесь потому, что она умерла. Вы думаете, что это не самоубийство. Это так?

Он посмотрел на нее таким долгим и таким добрым взглядом, что ответ стал ясен раньше, чем он выговорил наконец:

– Боюсь, что так. Мне очень жаль.

Он снова помолчал, возможно ожидая, что она спросит что-нибудь еще или сорвется, но она ухитрилась, как сама мысленно выразилась, «сохранить лицо». Однако, должно быть, сильно побледнела, потому что он, положив руки ей на плечи, помог прислониться к спинке кресла и принес стакан воды.