Томас Фрэнк - Шерлок Холмс и Священный Меч

– Стало быть, обвинение рассыпалось?

– Полностью. – Фон Шалловей снова встал из-за стола. – То же самое произошло и со всеми остальными делами. В Бремене похитили драгоценности. Ограбленный, по нашему предположению, контрабандист. Украдены были драгоценности его жены. И возможно также, алмазы, которые ему удалось пронести через таможню. Вор проник в дом с помощью стеклореза. Все, казалось, указывало на человека, зарегистрированного в нашей картотеке. И что же? В ночь грабежа подозреваемый, сидел в винном погребке. И мои же люди подтверждают его алиби.

Фон Шалловей принял предложенную мной папиросу и нервно закурил.

– Данке, доктор. Гм. Американские папиросы туже набиты. Лучше наших!

– Я предпочитаю их, – отозвался Холмс.

– Во всяком случае, механизм весьма эффективен: наши картотека и архив – величайшее подспорье в работе, и тем не менее четыре дела так и остались нераскрытыми.

– Не считая дела Хублайна?

– Это тоже. Две золотые таблички были выкрадены из дома Маннхайма в Шпандау. Как вы знаете, герр Маннхайм обладает одной из величайших коллекций предметов искусства во всем мире. Вор забрался в дом через окно на четвертом этаже. Такое мог проделать только один человек, Шади по прозвищу Тень.

– И у него также оказалось алиби? – заинтересованно спросил я.

– Мы так и не нашли его. Он пользуется присосками, прикрепленными к рукам и коленям. Может подняться по стене, гладкой как стекло. А уж сколько упреков по делу Маннхайма мы выслушали от высокопоставленных особ! Он владелец крупных сталеплавильных заводов, очень важных для Германии. На месте преступления обнаружились кое-какие следы, наши сотрудники нашли оттиски каучука на внешней стене здания. Без сомнения, это Шади, но в Главном управлении появляется этот Хублайн. У нас о нем никаких данных, а он, выпучив безумные глаза, уверяет, что это он украл таблички.

Фон Шалловей раздраженно стукнул по столу.

– Конечно же, это Шади по прозвищу Тень, но как убедить присяжных, если человек, стоящий перед ними, во всем сознался. Хублайн был осужден. Да он и не пытался защищаться. Те немногие слова, которые удалось вытянуть из него адвокатам, лишь способствовали его осуждению. После этого им занялись доктора. Я с ними абсолютно согласен. У Хублайна и впрямь недостает… как вы говорите?..

– Винтика в голове.

– Йа. И вот сейчас он в пси… пси…

– В психушке.

– Вот именно, доктор.

– Так, значит, о нем нет никаких сведений в архивах? – уточнил Холмс.

Фон Шалловей посмотрел на нас, явно сконфуженный.

– Слава Богу, пресса не стала поднимать большой шумихи. Кого интересуют новости о сознавшемся преступнике? Но, господа, Хайнрих Хублайн, отправляясь на дело, переодевался женщиной!

– Вы шутите, фон Шалловей? – воскликнул я, привставая с кресла.

– Какие уж тут шутки! Хублайн обладает задатками превосходного актера. Он невысокого роста, худощав, с правильными чертами лица. Обычно, надев парик блондинки, он представляется певицей и поет высоким голосом, и надо заметить, весьма недурно. Когда его выступление заканчивается, он сбрасывает с себя парик и публика изумленно ахает.

– Преступник, переодевающийся женщиной, и сенсационное преступление, – как бы размышляя вслух, протянул Холмс. – Боюсь, что пресса упустила сенсацию века. Могу я взглянуть на этого необычного заключенного?

– Конечно. Но вы ведь не откажетесь посмотреть те четыре дела, которые я упомянул. – Фон Шалловей пролистал папку и протянул Холмсу несколько машинописных страниц. – Пожалуйста, посмотрите. Каждый день, стоит мне только прийти на работу и увидеть эту папку, как я тотчас вспоминаю о Хублайне и настроение сразу же портится.

Сыщик кивнул.

– Но неплохо бы для начала заглянуть в вашу картотеку. Вы же знаете, какое искреннее восхищение она у меня вызывает.

Фон Шалловей повернулся ко мне.

– Он что-то ищет. – Его блестящие глаза вновь обратились на Холмса. – Я велю Хаммеру проводить вас, и пока вы будете просматривать досье, мы с доктором Ватсоном пообедаем. Есть здесь одна пивная, доктор, где подают самые лучшие сосиски, которые вам только доводилось пробовать.

В восторг я отнюдь не пришел, ибо стройный, как танцовщик, шеф немецкой полиции обладал поразительной способностью поглощать темное пиво и сытную еду без видимого ущерба для фигуры, в то время как я… Но Холмс настоял, чтобы я принял это предложение, и мне пришлось провести почти два часа в приятном обществе фон Шалловея. Когда мы вернулись, Холмс уже ожидал нас в приемной.