Ну отчасти, может, и так, но ведь я бы мог и охраняя прилично получать от тех, кого собираюсь засадить за решетку. Нет, не то… Мысли у меня путались, было жарко, но я упорно продирался сквозь болезненный туман.
Моя жена Ася однажды во время моего такого вот приступа депрессии сказала просто и ясно: «Ты, Славик, авантюрист. Но честный». «Этого мало, — помнится, ответил ей я. — Можно быть авантюристом и не работать в розыске…» Мы долго спорили, дошли даже до того, что я «прирожденный охотник». «А поскольку охота на человека, — продолжала моя мудрая жена, — самая сладкая из охот, то ты, естественно, предпочитаешь именно этот вид охоты. К тому же ты отягощен совестью, — то ли польстила, то ли осудила Ася, — поэтому ты не можешь стать наемным убийцей или рэкетиром. Вот и охотишься официально, с благословения властей…»
Может, так оно и есть, но сейчас в этой избе мне ничуть было не легче от того, что я, совестливый охотник, должен буду отдать в руки властей нескольких в общем-то неплохих и, очевидно, очень несчастных людей.
«Вот тут бы, пожалуй, помог стакан водки», — подумал я, но сил вставать и снова обшаривать избу у меня не было и, немного еще помаявшись, я снова заснул.
Проснулся от голосов. В избе стояли лейтенант милиции и какой-то мужик.
Я окончательно пришел в себя, увидев их, и спросил:
— Здорово, мужики! Случилось что-нибудь?
— Во дает! — как бы восхищенно сказал мужик. — Его уж в мертвяки зачислили, а он шуткует.
— Ошибочка вышла, — как можно беззаботнее сказал я. И продолжал, чувствуя, что меня несет: — У нас на даче, мужики, под Питером случай такой был. Сосед вышел пьяный во двор, видит, на заборе заяц сидит, он бац в него из ружья. Заяц — кувырк с забора. А соседка выбежала, кричит, да что же ты изверг, делаешь! Это ж мой котик Маркиз! Вот, мужики, какие ошибочки бывают. Так что до мертвяка мне далеко, — закончил я, увидев, что в избу вошла Светлана.
Гости мои помолчали, потом повернулись к Светлане:
— Что это с ним такое?
— Это бывает, — спокойно ответила Светлана. — Больной после тяжелой травмы, убедившись в спасении, впадает иногда в особое состояние, которое врачи называют приступом эйфории.
— А-а! — глубокомысленно изрек лейтенант. — Тогда понятно. — А как он, двигаться может?
— Я думаю, может. Он уже здесь «подвигался», все углы обшарил… — сказала Светлана.
— Ну это понятно, — загоготал мужик. — После лежки подкрепиться решил, чтобы, значит, температуру маленько поднять до сорокаградусной.
Я сел на кровати. Одежда моя — чистая, сухая — лежала на лавке. Мужики помогли мне одеться и, поддерживая под руки, вывели на крыльцо. Здесь от лесного воздуха у меня закружилась голова, я присел на ступеньку и, пока спасатели мои возились с чем-то вроде носилок из ветвей, спросил у Светы:
— Меня кто сюда приволок? И когда?
— Коля, — спокойно ответила она. — Пять дней тому назад.
— Какой Коля? Проводником-то ведь был у меня Сергей.
— Сергей, — подтвердила Светлана. — Он же Коля, он же Николай Иванович Кузьмин.
Меня погрузили на носилки, и мужики довольно бодро зашагали по гатям к кордону. Иногда, щадя их, я даже шел сам, но быстро выдыхался.
Тем не менее часа через два мы добрались до кордона, а там уже ждала телега, и мы тронулись в село. По дороге лейтенант рассказал, что им в участок в Светлозерске позвонили из районного управления утро из Вологды позавчера, справлялись обо мне. Никто вроде ничего не знал, куда ушел, зачем. Правда, директорша Ольга Леонидовна сказала, что я, очевидно, на кордоне. Решили подождать денек, но сегодня утром опять был звонок из Вологды, гражданин себя не назвал, но заявил, что Шестов раненый лежит в «избе на горке». А стрелял, мол, в Шестова бригадир горшечников — Михаил Никитин. Однако, когда на кордон пришли, Никитина там не было. Мастера сказали, что уехал он третьего дня и до сих пор не вернулся. Да и они без дела сидят, собираются домой.
— Пока мы за вами ходили, они, видно, все и уехали. Наш возница подтвердил, что мастера на артельной телеге с час назад укатили в Чикино.
В Светлозерске в больничке мне осмотрели рану, сказали, что повезло. Пуля прошла навылет несколькими сантиметрами выше сердца. Меня всегда удивляло, когда я слышал, как врачи говорят раненому человеку: «Вам повезло». Особого везения в том, что в человека стреляют, я не видел.
Мне же еще сказали, что рана в хорошем состоянии, что местные травы — самые целебные в мире и я должен благодарить того, кто меня ими лечил.
Читать дальше