Найо Марш - Мертвая вода. Смерть в театре «Дельфин»

– Да.

– За тридцать фунтов?

– Я уже говорил.

Маркус Найт, который обращался к Кондусису одновременно с высокомерием и смущением, громко сказал:

– Я не верю.

– Чему не верите? – спросил Аллейн.

– Что он был на борту… этого судна.

– Вы сами были там слишком недолго – могли и не заметить, – холодно заметил мистер Кондусис.

– Я был достаточно долго… – на высокой ноте начал Маркус, но увял. – Ладно, неважно. Неважно.

Аллейн поднялся, его примеру последовали и остальные – кроме мистера Кондусиса.

– Не буду больше вас задерживать, – сказал суперинтендант. – Очень сочувствую по поводу случившегося и надеюсь, что пьеса и театр переживут бурю. Верю, что переживут. Наверное, я поступлю не совсем правильно, сообщив вам, что Гроув не намерен оспаривать обвинение в нападении. Он признает, что похитил сокровища, повалил бронзового дельфина и боролся с мальчиком. Он будет настаивать, что действовал в рамках самозащиты и не хотел убивать. Если придерживаться такой линии защиты, суд будет недолгим, и, думаю, обойдется без особой огласки.

– Почему он выбрал такую стратегию? – поинтересовался Моррис. – Почему не хочет добиваться оправдания?

– Я спросил его. Он ответил, что сыт всем по горло. И добавил, – в голосе Аллейна зазвучали странные нотки, – что, по его мнению, так будет лучше для Уильяма Шекспира, мистера Перегрина Джея и «Дельфина».

Аллейн заметил, как у всех на глазах заблестели слезы.

Когда актеры ушли, Аллейн повернулся к мистеру Кондусису.

– Вы сказали, сэр, что хотели о чем-то рассказать.

– Я хочу спросить у вас. Он что-нибудь говорил обо мне?

– Немного. Сказал, что вы больше ничего не должны друг другу.

– Я оплачу его адвокатов. Так и передайте ему.

– Очень хорошо.

– Что-то еще?

– И еще это.

Аллейн протянул конверт. Мистер Кондусис сначала хотел убрать его в карман, но передумал, открыл и прочел короткую записку. Потом протянул ее Аллейну.

«Похоже, что мы оба стали жертвами неудержимого порыва. Из чего я делаю нелепый вывод, что вы, как говорится, “поймете”. Можете не беспокоиться. Я устал и выхожу из игры».

Внизу кто-то свистнул, прошел по фойе и хлопнул передней дверью. «Дельфин» затих.

– Он вцепился в плот, – заговорил мистер Кондусис, – и пытался вскарабкаться. Мы бы перевернулись. Я ударил его по пальцам письменным прибором… думал, что утопил. Его руки были в перчатках. Пальцы разжались и соскользнули. С тех пор он меня шантажировал.

– Билеты не сдают, – сказал Уинтер Моррис, легонько хлопнув ладонью по схеме зрительного зала. – И очень мало кривотолков. Просто удивительно.

– Рука Кондусиса?

– Может быть, старичок, может быть. Власть развращает, как выразился кто-то. Возможно. Но иногда она бывает кстати, старичок, очень кстати.

Моррис пошел вверх по лестнице в свой офис, и было слышно, как он напевает.

– Все равно, – сказал Перегрин. – Надеюсь, это не рука Кондусиса. Хочется верить, что люди полюбили «Дельфин». И нас. Знаешь, – продолжил он, – наверняка Кондусис задержался, чтобы облегчить душу перед Аллейном.

– По поводу чего?

– У меня чувство, что это как-то связано с его яхтой. Каждый раз, услышав о ней, он начинал вести себя странно.

– Возможно, ты о чем-то напомнил ему, – беспечно размышляла Эмили. – Тем утром.

– Я? Каким образом?

– Ну… – Эмили замялась. – Тонущие люди, хватающиеся за обломки кораблекрушения… Наверное, он был рад, что спас тебя. Как-то так.

– Кто знает, – пожал плечами Перегрин.

Он приобнял Эмили, и она склонила голову ему на плечо. Они уже обручились и были счастливы.

Их окружали перевернутые купидоны, кариатиды, портрет мистера Адольфа Руби, изящные пролеты лестниц. Бронзовых дельфинов убрали, на место сейфа устанавливали графтонский портрет, окруженный лицами Кина, Гаррика, Ирвинга и нынешних знаменитых шекспировских актеров – все это устроил Джереми Джонс.

– Если ты в театре, – сказал Перегрин, – то с театром всей душой.

Выйдя на улицу, они увидели громадный «даймлер» с шофером – и на мгновение Перегрину показалось, что сейчас мистер Кондусис снова отвезет его на Друри-плейс.

– Это машина Десси? – спросила Эмили.

Однако на заднем сиденье сидела не Дестини Мид, а огромная отвратительная дама, сверкающая бриллиантами, укутанная в норку и изукрашенная перьями.

Она постучала по окну и сделала приглашающий жест.

Когда Перегрин подошел, дама опустила стекло и обратилась к нему глубоким голосом: