Юлия Андреева - Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

– Люблю! – Слезинки высохли, глазки заблестели. – Говорят, она тоже рыжая.

– Вы ее скоро увидите, если, конечно, не бросите эти глупости и будете нормально кушать. Уверяю вас, никто из мастеров следственного дела и их подручных не питается столь экзотично, как обрисовали это вам в монастыре. Да, императрица рыжая и тоже голубоглазая, – ответил он на светящийся в глазах дурехи вопрос. – Вы же не хотите, чтобы какой-нибудь злодей покусился на жизнь Елизаветы Петровны?

– Не-ет. – Она так замотала головой, что шпильки из прически разлетелись по всей спальне, выпустив копну медных кудряшек.

– Так вот, Степан Иванович охраняет Ее Императорское Величество. А также цесаревича и цесаревну. Понятно?

– Вот теперь понятно. – Алиона снова обожгла Степана взглядом, но на этот раз он не отвел глаз. Мир был восстановлен.

– Я постараюсь вас полюбить, сударь. И верной вам тоже буду, – задувая свечи, деловым тоном сообщила девица. – Только и вы уж постарайтесь меня хоть сколько-нибудь полюбить. Потому что, – она замялась, последняя свеча в руках новобрачной дрожала в такт с ее сомнениями. – Только вы там… при дворе… не влюбитесь в какую другую. Потому как я тогда… ну, в общем, в монастырь должна буду опять пойти. А там дюже погано.

МЕСЯЦ ШЕЛ ЗА месяцем, Шешковский ходил на службу, выполнял поручения Ушакова, после истории с похищенным жемчугом и расследованием смерти Айдархан на него обратил внимание Александр Шувалов, который теперь подарками и приглашениями в гости усиленно переманивал талантливого дознавателя на свою сторону.

Несмотря на просьбу Апраксина допросить с пристрастием Марию Долгорукую, Ушаков только брезгливо отмахнулся.

– Что ей предъявишь, Долгорукой этой? Что девять лет назад на платье не обратила внимание? Так она на голубом глазу заявит, что понятия не имела, как оно должно было выглядеть, велели из мастерской забрать и доставить, она и выполнила. А подругой Лопухиной никогда не была и быть не могла – какая дружба, когда Лопухина ей в матери годилась? Да хоть и скажет, что дружила, дружба не преступление.

– Скажем, что она мстила за товарку?

– А какие доказательства? – Ушаков широко зевнул. – Если бы она Елизавете Петровне или недогадливому Разумовскому мстила, ее бы еще можно было прихватить. У нас же на сегодняшний день, слава Богу, только покушение на принцессу Фредерику, а это скорее всего дела Лестока. Вот ты мне можешь доказать, что Лесток действовал ее руками? Что Мария Яковлевна лично подавала Фредерике отравленный кофе? Не можешь? И я не могу.

– А если на испуг взять? – поддакивал тезке Шешковский.

– Это ты лавочнику или излишне болтливому офицерчику можешь мешок на голову набросить и в приказ доставить, а фрейлина – особа деликатная, она от такого обращения может и того… – Он закатил глаза. – Нет уж, пока на нее ничего не обнаружено, лучше близко не подходите. На особый контроль и ее, и эту дуру, как ее, с ней была…

– Кошелеву, – помог Апраксин.

– Ну да, Кошелеву, хотя последняя, скорее всего, вообще не замешана. А все равно следить. Бестужев клянется, что при дворе как минимум одна злодейка, и что задание у нее от французского короля уничтожить великую княгиню Екатерину Алексеевну, во как. Слышь, Шешковский, ты наш разговор, сделай милость, Александру Ивановичу в деталях перескажи, пусть со своей стороны тоже за девками этими пронаблюдает, и если хотя бы слабая зацепка, сразу в крепость.

Престарелый Ушаков сам ратовал за сближение своего самого талантливого ученика Шешковского с Шуваловым: «Вот уйду я, кто делами станет заниматься? На Алексашку надежды нет, свернет, подлец, с верной дороги, а так ты при нем, будешь мою политику проводить, авось и вытянешь Канцелярию тайных дел как крестьянин воз из болота».

Всех обидчиков Шешковского Ушаков выловил практически в неделю после обнаружения на постоялом дворе следователя. Допросил и, подвергнув суровой порке, без всяких возражений принял в штат, поставив под командование Степана. Офицер со шрамом на следующий день после перевода из полка повесился, двое ринулись в бега, но были с позором возвращены, пороты кнутом и, лишившись дворянского достоинства, отправились на каторгу, один остался при конторе в качестве экзекутора, и еще один умудрился в неделю допиться до смерти. В общем, Ушаков остался верен себе и своим принципам. Все так или иначе получили по заслугам.