Юлия Андреева - Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

– Тайная канцелярия? – поинтересовался он, раскуривая добротную ореховую трубку.

– Пусть так, – Степан взглядом подозвал хозяина, и тот подал ему на выбор несколько глиняных трубок и кисет с едким кнапстером. Не торопясь Шешковский раскурил свою трубку, пустив в лицо непрошеного гостя голубоватое облачко.

– А меня помнишь?

– Вас я не помню, – честно признался Степан. – Да разве ж всех упомнишь?

– Да уж работенка у вас, людей видите не со стороны лица, а со стороны… – Он кряхтя почесал поясницу.

– Бывало и с лица, – Шешковскому не нравился разговор, не нравился усатый офицеришка в драгунском мундиришке, опостылела льнущая к нему шлюха. К слову, какая к черту потаскуха, когда он только что, можно сказать, обнимал принцессу?! Но об этом цыц. Даже если Антон подглядел роковое свидание, не такой он человек, чтобы языком трепать. Главное – самому по пьяному делу не сболтнуть, потому что тогда и ему, и, главное, ей несдобровать.

– Думаешь, на вас, сволочей, управы нет?

– Да я что, если чем и обидел, мил человек, так я ведь это, приказ выполнял, – приложил руку к груди Степан.

– Не боишься, что злая судьба и тебя не минует? И ты Ушаковым не прикрывайся. За свои злодеяния ответить не страшишься?

– Судьба? – Степан поднялся и, кивнув хозяину, бросил на стол несколько монет. – Судьба, говоришь? Хочешь вызвать? Вызывай! Видали мы таких храбрецов потрепаться. Хочешь удовлетворения – давай.

– Мне с тобой кнутобоем и задницепорцем на благородных шпагах сразиться? Не смеши. – Офицер остался сидеть.

– Я дворянин! – возмутился Степан. Впрочем, на большее его запала не хватило, и, шлепнув по заду попытавшуюся поцеловать его девку, он вышел из кабака, чуть при этом не налетев на косяк двери.

Вопреки ожиданию, метель не закончилась, а сделалась еще гуще и злее, хотя по сравнению с последними днями мороз явно спал. Вспоминая о прекрасной принцессе и целуя воздух, в котором маячила перед ним сотканная из летящего снега и света фонарей девушка его мечты, Степан шел и шел, пока вдруг его точно кто шмякнул по головушке, оказалось, что он идет той же дорогой, какой провожал до конторы Антона. Ну да, конечно, вот у этой канавы они оба чуть было не грохнулись в сточные воды, вот бы смеху было. А вот здесь Синявский вдруг сообщил, что пойдет ночевать к своей бабе, и уверенно потащил приятеля в сторону дома Анны Васильевны.

Степан мгновенно протрезвел, вокруг особняка Гагариных сплошные строительства, так что ногу сломишь, непроходимые строительные площадки и ни одного жилого дома. А пьяный Синявский упорно тянул его именно сюда. Получается, возлюбленная Антона жила в доме статс-дамы государыни. Кроме хворой Анны Васильевны, в доме находилась домоправительница и, возможно, какая-нибудь незаметная прислуга. Обе дамы – и Анна Васильевна, и ее доверенная служанка – по возрасту могли оказаться Софьей Шакловитой. Других женщин в доме он как будто не видел, хотя кто-то ведь должен был убирать комнаты, обстирывать господ и готовить им. Заходя в дом Анны Васильевны вместе с Апраксиным, он подивился стоящей там неестественной тишине. А ведь так не должно быть!

Степан заставил себя успокоиться, растер снегом лицо, чтобы еще больше прийти в чувства. Еще у Анны Васильевны была племянница Полинька, но та по малолетству в расчет не шла.

Шешковский глубоко вздохнул и направился к крыльцу. В вечернее время дом производил еще более странное впечатление, нежели днем: всего два горящих окна – одно на втором этаже, где спальня хозяйки, второе на первом – косо взирали на незваного гостя.

Почему нет слуг, когда во всех домах их с избытком? Когда барыня болеет, в доме круглосуточно находятся медикус и сиделки, в кухне должны готовиться отвары и специальные блюда для поддержания здоровья. А если Анне Васильевне внезапно сделается хуже? А вокруг только пустые дома. Невозможно, немыслимо, ведь Анна Васильевна – придворная дама государыни, и она не в опале.

Постучав дверным молотком, Степан прижался щекой к холодной двери, пытаясь расслышать хоть что-нибудь. Но дом был тих. Он постучался вторично, где-то глубоко в доме хлопнула дверь, послышались осторожные шаги, должно быть, разбуженная служанка была обута в шлепанцы. Вдруг подумалось, что, возможно, он не почувствовал, как наступила ночь, вот и разгадка, все спят, а он, пьяный невежа, просит впустить его в дом. Кстати, а что он скажет домоправительнице или тому, кто откроет? Не здесь ли проживает зазноба покойного Антона Синявского? Привет ей от него с поцелуем.