Юлия Андреева - Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

– Так что Шувалов-то сказал? – Бревде даже сразу плакать расхотелось.

– Поблагодарил, понятное дело. А на следующий день усадили меня добры молодцы в карету да до границы и проводили. Приезжаю в Париж, а там уже письмо, мол, по приказу Ея Императорского Величества… в общем, исключили из числа почетных членов Академии и жалования мне отныне не выплачивают.

У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Но проходит неделя, письмо от Разумовского, государыня-де «полагает, что было бы против ее совести иметь в своей Академии такого человека, который покинул знамя Иисуса Христа и решился действовать под знаменем Моисея и ветхозаветных пророков». Во как! Получается, что он – Шувалов твой – меня без моего на то согласия в иудеи определил. И тут же, разумеется, донес об этом Елизавете Петровне.

– А ты не… – Бревде заткнул себе рот ладонью.

– Я, друг мой, родился иудеем, но после раз и навсегда принял католичество. Человек я или блоха, чтобы прыгать из религии в религию. Так и ответил его сиятельству, что: «…такое обвинение ложно и есть тем более клевета, что я католической религии, но что я не забочусь опровергнуть это, потому что мне от рождения суждено, чтобы христиане признавали меня за еврея, a евреи за христианина…»

– Да уж, дела… А я, брат, и не знал, что у тебя такие тяготы с Шуваловым.

– Вот и я думаю, придворная карьера мною утрачена, но, может, не насовсем? Шешковский, поди, человек более полезный отечеству, в разуме, опять же, ученик Ушакова… с Ушаковым у меня завсегда хорошие отношения были. А вот с этим чертом Шуваловым… Так, может, ты того? Полечишь его по старой памяти-то?

– В кофе, говоришь?

– Теоретически, запах отбивает. – Санчес взирал на явно пасующего перед ним Бревде с недосягаемой высоты внезапно раскрытого алкоголем гения.

– Мышьяк как-то… м-м-м банально… любой толковый медикус обнаружит.

– А ты не обнаруживай! – рассмеялся Санчес. – Такой мой тебе совет. Не обнаруживай, и баста, как говорят итальяшки.

На следующий день Бревде маялся похмельем, а коварный Санчес уже отбыл в свой Париж. Выслушав донесение медикуса Тайной канцелярии, Шешковский только и мог что весело рассмеяться, похлопав окончательно сникшего после «допроса» приятеля.

– Никого он не отравит, и не собирался, и тебя не подначивал, – Степан чувствовал вдохновение.

– Как же не подначивал, когда сам же соблазнял в кофе добавить, – Тодеуш приложил к больной голове мокрое полотенце, но облегчение не настало.

– Это он мне послание через тебя отправил. Мол, доложи Шешковскому, что я его уважаю и на месте Шувалова вижу. Вот что он хотел передать. Ну и, разумеется, просьбу, в случае, коли политика поменяется, не забывать горемыку. А то вишь ты, пока мы с тобой, друг ситный, в России на золоте кушаем, бедняга Санчес в своем захудалом Париже из-за интриг подлых людишек, может быть, с голоду помирает.

– Хорошо, коли так. – Бревде задумался. – Мышьяк у меня, если что, найдется.

– Ага, и кофе ты варить умеешь, – закончил за него Степан. – Нет уж, пущай пока что живет, не ко времени мне пока что в начальники, – сказал и задумался. – А когда ко времени-то будет?

ВЕСНОЙ ФЕЛЬДМАРШАЛА АПРАКСИНА отправили командовать армией. Перед отправкой Бестужев вызвал его к себе на совещание. Покинув великого канцлера, Степан Федорович заехал к себе домой и, велев кучеру не распрягать и ждать его, поднялся наверх к жене и дочерям. Через четверть часа не смеющий отлучиться от своего места кучер увидел, как Степан Федорович возвращается в компании старшей дочери княгини Елены Куракиной, гостившей в это время у родителей.

Тяжелая карета тронулась с места, и шестерка лошадей поволокла ее мимо Мойки к Летнему дворцу.

Когда карета остановилась, вышедший первым отец подал дочери руку, и та с готовностью оперлась на нее. Роскошная красавица, она распахнула шубу, точно крылья распустила, и теперь не шла, плыла вслед за сразу же состарившимся батюшкой, навстречу своей новой судьбе. А судьба уже поджидала ее в одной из комнат дворца. Петр Иванович Шувалов давно уже положил глаз на раскрасавицу княгиню Куракину, и теперь великий канцлер пожелал, чтобы Апраксин осуществил мечту генерала-фельдмаршала и отдал тому дочь.

Надолго ли отдал? Очень скоро Шешковский начал получать донесения, согласно которым Елена Степановна вступила в связь с Петром Шуваловым исключительно ради отца, практически одновременно с ней завела роман с мало кому известным в то время адъютантом своего любовника Григорием Орловым.