Найо Марш - Заклятие древних маори. Последний занавес

– Масса деталей, – задумчиво проговорила Трой, – вот что вначале сбивало с толку. Я все пыталась каким-то образом связать все эти розыгрыши, а они никак не складывались в картинку.

– Складываются, – возразил Аллейн, – но только задним числом.

– Может, объяснишь мне суть дела, Рори?

– Постараюсь. В общем, это пример материнской одержимости и патологической любви к своему чаду. Холодная, с твердым характером женщина обожает своего сына. Мисс Эйбл тебе это лучше объяснит. Сын погряз в долгах, любит роскошь и чрезвычайно несимпатичен своим родственникам, и это заставляет ее ненавидеть их. Однажды, занимаясь своими повседневными делами, она поднимается в спальню к свекру. На туалетном столике лежат два варианта завещания. По одному из них ее сыну, являющемуся наследником завещателя, достается более чем щедрая доля на обеспечение титула и недвижимости. По другому – голые стены замка. На зеркале кто-то намалевал: «Дед – противный старый дурак». Не успевает она положить бумаги на место, как в комнату входит дед. Ему сразу приходит в голову, и она его в этой уверенности укрепляет, что это фокусы его маленькой внучки, всем известной любительницы всяких розыгрышей. Сама Миллимент здесь человек свой, она то и дело заходит в спальню, так что ее подозревать в этих идиотских забавах нет никаких оснований. Еще меньше подозревают действительного виновника, ее сына Седрика Анкреда, который впоследствии признался, что это была лишь одна из сценок, придуманных им вместе с Соней Орринкурт, дабы настроить старика против его любимицы Пэнти.

В смятенном сознании Миллимент пронзительно звучат обрывки фраз из обоих завещаний. Она знает, что старик меняет свою последнюю волю всякий раз, как что-то заставляет его выйти из себя. Седрик уже не в фаворе. На протяжении последующих нескольких дней у Миллимент постепенно формируется некий замысел, а впрочем, кто знает, может, то было внезапное озарение. Завещание должно быть оглашено на праздничном ужине. Допустим, это будет вариант, выгодный Седрику, и хорошо бы сэр Генри умер еще до того, как он передумает! А если стол богатый и именинник, что представляется весьма вероятным, в еде и питье меры знать не будет, то почему бы уже ближайшей ночью не случиться припадку, которым он так подвержен? Как, например, насчет консервированных лобстеров? И она заказывает к столу консервированных лобстеров.

– Просто в надежде…

– Думаю, да. Что скажете, Фокс?

– Изабель припоминает, что она заказала их в предыдущее воскресенье, когда они обговаривали, что подать на ужин, – откликнулся Фокс, сидевший у огня, сложив руки на коленях.

– То есть на следующий день после инцидента с зеркалом. А вечером в понедельник, накануне дня рождения, когда Седрик, Пол и его мать куда-то ушли, Миллимент нашла в домашней оранжерее предназначенную для детей большую бутылку с лекарством с надписью «Яд» и другую, поменьше, – для сэра Генри. Бутылки оставила там на скамейке Соня Орринкурт, которая столкнулась в оранжерее с Фенеллой Анкред и затем ушла с ней наверх. Одна она там не оставалась ни минуты.

– А я, – вмешалась Трой, – в это время ставила ловушки в другом месте, куда прошла через дверь в восточном крыле дома. И если бы… допустим, я бы попросила заняться этим Соню, а сама отнесла бы лекарство в школу…

– Извините, что перебиваю, миссис Аллейн, – заметил Фокс, – но наш опыт подсказывает, что если женщина задумала стать отравительницей, ничто ее не остановит.

– Он прав, Трой.

– Ладно, продолжай.

– Перед тем как вынуть пробку, ей надо было сорвать сургуч, которым запечатал бутылку аптекарь. Фокс нашел кусочки сургуча на полу, вместе с обгоревшими спичками. Далее, ей понадобилась другая бутылка. Оно опорожнила бутылку, предназначенную для сэра Генри, налила туда уксусной кислоты, а остаток – на всякий случай – в еще один небольшой сосуд. Затем она налила в детскую бутылку воду и вернула на место пробки и сургуч, чтобы все выглядело так, как у мистера Джунипера. Когда мисс Эйбл пришла за детским лекарством, они с Миллимент где только не искали его. И нашлось оно только после того, как вниз спустилась Фенелла и еще больше, чем Миллимент, поразилась тому, что Соня по рассеянности оставила лекарство в домашней оранжерее.

– А что, если бы, – спросила Трой, – ему понадобилось лекарство еще до оглашения завещания?

– На этот случай имелась старая бутылка, в ней еще кое-что оставалось. Предполагаю, что она каким-то образом переставила ее во время праздничного ужина. Если бы был оглашен вариант, неблагоприятный для Седрика, ее бы и задействовали, а другая осталась ждать своего часа. Пока же она позаботилась о том, чтобы ни на минуту не оставаться одной между ужином и следующим утром. Баркер стучал в дверь комнаты, которую она делила с Дездемоной. Помнишь, они болтали до трех утра – к тому времени сэра Генри уже довольно давно не было в живых. Она соорудила себе нечто вроде алиби – мало ли что, вдруг понадобится, – и сделала это с той же тщательностью, с какой занималась своей никому не нужной вышивкой. Но именно алиби в каком-то смысле ее и подвело. Отважься она на одинокое путешествие по бесконечным домашним коридорам, ведущим в комнату Седрика, она наверняка услышала бы, что сэр Генри подписал новое завещание, и любыми способами постаралась бы не дать ему принять лекарство.