Алёна Волгина - Майская гроза [СИ]

— Доброе утро, Алина, — он обернулся.

Девушка мне только кивнула, сердито размазывая кулаком слезы.

— Конечно, теперь все ее жалеют! — горячо всхлипнула она. — А сколько крови она мне попортила! Что я ни сделаю — все ей не так! Музыка не та, оформление не то, это скучно, это примитивно… Ко всему придиралась! И всегда с такой улыбочкой, будто я должна быть благодарна за науку! Бесит — жуть!

— Да, благодарность — страшное чувство, — согласилась я, вдруг остро вспомнив свою маму.

Лжедмитрий хмурился и молчал. Марина всхлипнула еще раз и вдруг выпрямилась, заледенела:

— Я знаю, о чем шепчутся эти курицы, — она вздернула подбородок. — Ну и пусть, мне плевать! Уволюсь на фиг. Вот сегодня же и уеду.

Она развернулась и удалилась походкой оскорбленной королевы. Маленький храбрый воробей, попавший в чужую стаю. К моему удивлению, Лжедмитрий не пошел ее утешать, вместо этого он раздобыл у Елены ключ и потащил меня в номер Яны Григорьевны.

— Вы не верите, что это самоубийство? — спросила я.

— В полиции только что получили результаты токсикологического анализа. Она отравилась. Стрихнином.

— Боже мой! — только и могла я выговорить. — Но почему?

На первый взгляд, в номере со вчерашнего дня ничего не изменилось. Только одно сразу бросилось мне в глаза:

— Фотоаппарата нет!

— Полиция вчера забрала, — успокоил меня Лжедмитрий. — Фотик, кстати, качественный, его Павел Сергеич подарил ей пять дней назад. Яна с ним не расставалась. С фотоаппаратом, в смысле. В полиции думают, может, на снимках найдется что-нибудь. К счастью, вчера, пока кое-кто предавался меланхолии, я успел наладить контакт с местными «пинкертонами», и они сбросили Янины фотографии мне на телефон. Хотите взглянуть?

Я фыркнула было, но, прислушавшись к себе, с изумлением поняла, что моя меланхолия и жгучая обида на весь мир действительно прошли.

Яна фотографировала часто и помногу. За вчерашний день набралось больше десятка снимков: с прогулки, из столовой, несколько селфи перед зеркалом в номере. Мне снова стало неловко. Обычно человек делает такие кадры, чтобы понять, как он выглядит со стороны. Вряд ли Яна Григорьевна намеревалась показывать эти снимки всем подряд.

Я поспешила вернуть телефон Лжедмитрию, который не терял времени даром и внимательно осматривал номер:

— Почему она заперлась на щеколду, да еще днем? — пробормотал он. — Разве одного замка недостаточно?

Сбитая щеколда вместе с щепками от косяка так и валялись на полу.

— Может, замок не работал? — возразила я. — Эти автоматические замки часто ломаются.

— Замок был исправен, — Лжедмитрий ткнул пальцем в выщербленный косяк. — Его выбил я, когда вчера ломился в дверь. Замок и щеколду, хм…

Он еще раз цепким взглядом мазнул по комнате:

— Я же бухгалтер, Алина. Привык, что все должно сойтись цифра к цифре. А здесь что-то не сходится, шкурой чую…

Да, самоубийство с энергичной веселой Яной Григорьевной как-то не вязалось. С другой стороны, что мы о ней знаем? Мало ли какие несчастья могут быть у человека? Иногда так заманчиво представить, что ты просто перестаешь быть, и все твои сложности не имеют больше никакого значения…

— Может, у нее были проблемы со здоровьем, — я пожала плечами. — Или нелады на работе. В полиции выяснили, кем она работала?

— Заведовала Центром детского творчества в Городе. Путевка в «Сосны» — подарок от благодарных родителей за победу детишек в каком-то конкурсе. Стойте-ка! Вчера на столе лежал ежедневник, бордовый, в твердой обложке.

— Наверное, его тоже ребята из ГУВД забрали.

Лжедмитрий снова схватился за телефон:

— Сейчас уточню. Если так, то нам нужны фотокопии последних страниц. Интересно, а это что? Яна собиралась на досуге заняться лепкой?

На тумбочке среди флаконов стояла керамическая мисочка с загустевшей зеленоватой массой. Я потрогала ее пальцем, понюхала содержимое.

— Это альгинатная маска, уже высохшая.

На лице Лжедмитрия не отразилось и тени понимания, так что я сочла нужным пояснить:

— Очень полезна для кожи. Продается в порошке, ее нужно развести теплой водой до сметанообразного состояния и нанести на лицо. Думаю, Яна Григорьевна собиралась навести красоту перед праздничным вечером.

Мы замерли, глядя друг другу в глаза. Какая-то мысль давно настойчиво стучалась в подсознание, и наконец у меня хватило смелости произнести ее вслух:

— Она не покончила с собой. Никто не станет полчаса возиться с этой дурацкой маской, чтобы потом просто лечь и умереть!