Эдмунд Криспин - Лебединая песня. Любовь покоится в крови

На сцену выскочила Магдалена и обменялась репликами с Евой. И тут Адам вдруг вспомнил, что скоро его выход. Вытащил изо рта жвачку, аккуратно приклеил сзади к декорации и пошел на сцену, бормоча под нос проклятия в адрес Эдвина Шортхауса.

К нему устремилась Ева (Джоан). Они обнялись.

— О мой возлюбленный герой, поэт, — запела она и чуть слышно добавила: — От тебя отвратительно пахнет мятой.

К сильному удивлению Адама, второй акт прошел до конца без инцидентов. Влюбленный Вальтер (Адам) убеждал Еву сбежать. Бекмессер исполнил свою неуклюжую серенаду, затем за ним погнался Давид. Подмастерья снова расстроили Резерстона. Сакс увел Вальтера к себе. И наконец явился ночной сторож, дуя в свой рог. Площадь (сцена) быстро опустела, лишь песня ночного сторожа разносилась по безлюдным улицам. Музыка замолкла.

Все было хорошо, но Адам подозревал, что коварный Шортхаус придержал свой огонь до третьего акта, и дальнейшие события подтвердили его опасения.

Дирижер, режиссер и хормейстер собрали артистов на сцене и дали указания, как действовать. Затем объявили перерыв на четверть часа, чтобы они могли выпить по чашке чая. Адам и Джоан сели в партере рядом с Джоном Барфилдом. Сейчас он грыз яблоко.

— Так долго это не может продолжаться, — со вздохом проговорил Адам. — Если Шортхауса не урезонить, он сорвет спектакль.

— А разве можно с ним что-нибудь сделать? — хмыкнул в ответ Барфилд. — Дирекция на его стороне.

— А все потому, что они не осознают, какой Пикок замечательный дирижер. Надо иметь настоящий талант, чтобы заставить так красиво звучать это сборище посредственных скрипачей и духовиков.

— Он молод и полон эмоций, — заметил Барфилд, доедая яблоко.

— А где он, кстати? — спросил Адам.

На сцене рабочие убирали разные предметы, изображавшие улицу Нюрнберга, освобождая место для луга. Сзади электрик беседовал с помощниками. Несколько хористов прохаживались между рядами. Пикока нигде видно не было.

— Наверное, беседует по душам с Шортхаусом, — с усмешкой проговорил Барфилд.

Затем он достал из пакета кусок пирога, для вида предложил угоститься Джоан и Адаму. Они, разумеется, отказались, и он с удовольствием принялся его поглощать.

В задней части сцены оживленно разговаривали молодой человек, которого Адам видел с режиссером, и Джудит Хайнс, недавняя знакомая Джоан.

— Кто этот парень? — спросил Адам.

Джоан пригляделась:

— Стажер со странным именем Борис.

— А девушку, кажется, уже удостоил своим вниманием Шортхаус. Я однажды видел ее с ним.

Джоан нахмурилась:

— Не дай бог. Она милое дитя.

— Из хора?

— Да. Занята в сцене на лугу и танцует с Давидом.

— Судя по тому, как она сейчас смотрит на этого молодого стажера, он ей нравится.

— Девушка молодая, красивая, пусть погуляет, — небрежным тоном заметил Барфилд, роняя крошки на колени. — Я ведь занят в первой сцене последнего акта, так что пойду немного перекушу.

— А я только во второй, — проговорила Джоан. — Есть время немного отдохнуть.

Ведущая за кулисы дверь приоткрылась.

— Тихо, приготовились, — неожиданно произнес Барфилд, вскидывая руку. — Вот он идет, наш Мефисто.

Шортхаус подошел к ним и сел с тяжелым вздохом. От него, как обычно, несло джином.

— Слава богу, через неделю премьера. Пикок довел меня до крайности. — В тоне Эдвина звучало столько фальши, что Адам вздрогнул. — Он до сих пор мечется, не может найти правильный подход.

— И поэтому, Эдвин, ты решил довести его до нервного срыва? — мрачно поинтересовалась Джоан.

— Боже, Джоан! — воскликнул Шортхаус. — Как тебе это могло прийти в голову? Жаль, конечно, что репетиция задерживается, но мне нужно понять свою партию. Но каждый мой вопрос вызывает у дирижера презрительную усмешку, и в ответ я слышу одни оскорбления. Ну хорошо, с этим можно примириться. Ничего не поделаешь, дирижер — человек молодой, неопытный, к тому же нервный. Но меня беспокоит спектакль. В Англии впервые после войны ставят «Мейстерзингеров». Поэтому надо постараться. — Он замолк, на несколько секунд погрузившись в мысли. — Я решил потребовать у дирекции замены Пикока.

— Ты что, с ума сошел? — не выдержал Адам. — К тому же с ним заключили контракт.

— И со мной, кстати, тоже, — язвительно заметил Шортхаус. — И если его оставят, то уйду я. И не во мне дело, нет. Я просто не желаю, чтобы какой-то дилетант коверкал Вагнера.

Мысль о том, что Шортхауса может заботить кто-то еще, кроме его самого, казалась Адаму невероятной.