Уильям Коллинз - Две судьбы

Я тотчас поехал в контору моих поверенных. Меня принял старший партнер — испытанный друг и советник нашего семейства.

Мои инструкции, весьма естественно, удивили его. Он должен был немедленно удовлетворить кредитора заключенного моими деньгами, не упоминая о моем имени никому. А в качестве гарантии за уплату он должен был получить расписку Ван-Брандта.

— Я думал, что мне хорошо известны различные способы, посредством которых джентльмен может растрачивать свои деньги, — заметил старший партнер. — Поздравляю вас, мистер Джермень, с открытием совершенно нового способа опустошать свой кошелек. Основать газету, стать содержателем театра, держать беговых лошадей, вести игру в Монако — все это прекрасные способы бросаться деньгами. Но все это не идет в сравнение, сэр, с уплатой долгов Ван-Брандта!

Я оставил его и отправился домой.

Служанка, отворившая мне дверь, имела поручение ко мне от моей матери. Матушка хотела меня видеть, как только я выберу время поговорить с ней.

Я тотчас отправился в гостиную матушки.

— Ну, Джордж? — спросила она, ни одним словом не приготовив меня к тому, что последовало. — Как ты оставил мистрис Ван-Брандт?

Я был совершенно озадачен.

— Кто вам сказал, что я видел мистрис Ван-Брандт?

— Друг мой! Твое лицо сказало мне. Разве я не знаю, как ты смотришь и говоришь, когда у тебя в голове мистрис Ван-Брандт? Сядь возле меня. Я хочу сказать тебе то, что уже хотела сказать утром, но, право, не знаю, почему у меня не хватило духа. Я теперь смелее и могу это сказать. Сын мой! Ты еще любишь мистрис Ван-Брандт. Ты имеешь мое позволение жениться на ней.

Вот что сказала она! Не прошло и часа с тех пор, как мистрис Ван-Брандт сама сказала мне, что наш союз невозможен. Не прошло и получаса, как я отдал распоряжения, которые должны были возвратить свободу человеку, служившему единственным препятствием к моей женитьбе. И это время матушка невинно выбрала для своего согласия принять невесткой мистрис Ван-Брандт!

— Я вижу, что удивляю тебя, — продолжала она. — Дай мне объяснить причины так прямо, как могу. Я не сказала бы правды, Джордж, если бы стала уверять тебя, что перестала находить важные препятствия к твоей женитьбе на этой женщине. Единственную разницу в моем образе мыслей составляет то, что я согласна теперь устранить мои возражения из уважения к твоему счастью. Я стара, дружок. По закону природы я не могу надеяться еще долго оставаться с тобой. Когда я умру, кто останется, чтобы заботиться и любить тебя взамен твоей матери? Никого не останется — если ты не женишься на мистрис Ван-Брандт. Твое счастье — моя первая забота, и женщина, которую ты любишь (хотя ее сбили с пути таким печальным образом), достойна лучшей участи. Женись на ней.

Я не мог решиться заговорить. Я мог только стать на колени перед матушкой и спрятать лицо на ее коленях, как будто опять стал ребенком.

— Подумай об этом, Джордж, — сказала она, — и вернись ко мне, когда успокоишься, чтобы поговорить о будущем.

Она приподняла мою голову и поцеловала меня. Когда я встал, я увидел в милых, поблекших глазах, так нежно встретившихся с моими, что-то такое, пронзившее меня внезапным страхом — сильным и жестоким, как удар ножа.

Как только я затворил дверь, я спустился вниз к привратнику.

— Матушка выезжала, — спросил я, — пока меня не было?

— Нет, сэр.

— Были гости?

— Один гость был, сэр.

— Вы знаете, кто это?

Привратник назвал одного знаменитого доктора — человека в то время известнейшего среди людей своей профессии. Я тотчас взял шляпу и пошел к нему.

Он только что вернулся домой. Мою карточку отнесли к нему, и меня тотчас провели в его кабинет.

— Вы видели мою мать, — сказал я, — видимо, она опасно больна — и вы не скрыли этого от нее? Ради Бога, скажите мне правду! Я все перенесу.

Знаменитый доктор ласково взял меня за руку.

— Вашу мать нет надобности предупреждать, — сказал он, — она сама знает о критическом состоянии своего здоровья. Она посылала за мной, чтобы услышать подтверждение своих убеждений. Я не мог скрыть от нее, не должен был скрывать, что жизненная энергия падает. Она может прожить на несколько месяцев дольше в более теплом климате, чем лондонский. Вот все, что я могу сказать. В ее лета дни ее сочтены.

Он дал мне время прийти в себя от полученного удара, а потом передал в мое распоряжение свой огромный опыт, свои недюжинные знания. Под его диктовку я записал необходимые инструкции о том, как поддерживать слабое здоровье моей матери.