Найо Марш - Занавес опускается

– Склеп того типа, где гробы стоят на полках, – задумчиво сказал Фокс. – Доктору негде будет развернуться, да и света там, конечно, нет. Наверно, придется выносить тело наружу и огораживать брезентом. Как вы считаете?

– Да, пожалуй.

Фокс открыл и снова защелкнул крышку своих больших серебряных часов.

– Уже пять, сэр. Если хотите выпить чаю и успеть на поезд, нам пора двигаться.

– Тогда пошли, – тихо отозвался Родерик, и они повернули назад, к деревне.

Дожидаясь Родерика, Агата мысленно раскладывала по полочкам все то, чем была наполнена их жизнь за короткий период со дня его возвращения. Отдельные события, фразы, жесты, ощущения – она перебирала их в уме, придирчиво вглядываясь в мельчайшие детали. Как немного, оказывается, ей нужно для счастья! Было слегка забавно сознавать, что она живет в постоянном предвкушении радости и даже испытывает некое умиротворенное самодовольство. Она была желанна, она была любима, и сама тоже любила вновь. Будут и беды, и неприятности, в этом она не сомневалась, но пока все шло чудесно, она могла расслабиться и чувствовать себя уверенно.

И все же ее счастье не было идеальным, его нарушало упорство Родерика, не желавшего, чтобы его работа занимала хоть какое-то место в их личной жизни – так суровая нитка, примешиваясь к узору из шелка, нарушает гармонию. И мысли Агаты, словно пальцы вышивальщицы, то и дело с раздражением натыкались на эту нитку и пытались ее выдернуть. Она знала, что сопротивление Родерика рождено ее собственным отношением к его работе, проявившимся несколько лет назад при очень тяжелых и страшных обстоятельствах; роль, которую ему пришлось тогда сыграть в расследовании нескольких убийств, привела ее в трепет; к тому же она никогда не скрывала, что смертная казнь как мера наказания вызывает у нее ужас.

Агата прекрасно понимала, что в ее тогдашней реакции Родерик усмотрел неотъемлемые черты ее характера и принял их как данность. И она понимала: он не верит, что ее любовь к нему – это отдельный мир со своими законами, неподвластный законам, действующим за его пределами. Он ошибочно считал, что если в силу своей профессии иногда помогает отправить убийц на виселицу, то в сознании своей жены мало чем отличается от палача. И ему казалось чудом, что она подавляет в себе отвращение и продолжает его любить.

Но если уж начистоту, то все очень просто, беспомощно призналась она себе: ее принципы и чувства далеко не одно и то же. «Я вовсе не такая тонкая натура, как он думает, – рассуждала она. – Мне безразлично, какая у него профессия. Я его люблю». И хотя такого рода расхожие истины были ей чужды, мысленно добавила: «Я ведь женщина».

Ей казалось, что, пока в их отношениях остается эта запретная зона, они не будут полностью счастливы. «Может быть, история с Анкредами наконец все изменит, – подумала она. – Может быть, для нас это своеобразный наглядный урок. Я оказалась замешана в этих жутких событиях. И он не сумеет отгородить меня от них. Я – свидетель по делу об убийстве». Поймав себя на мысли, что факт убийства сэра Генри не вызывает у нее сомнений, Агата похолодела от страха.

Как только Родерик вошел в квартиру, она по его лицу поняла, что не ошиблась.

– Рори, – Агата шагнула к нему навстречу, – все-таки это убийство, да?

– Похоже, так. – Родерик прошел мимо нее. – Завтра утром пойду к начальству, – добавил он на ходу. – Пусть это дело передадут другому следователю. Так будет гораздо лучше.

– Нет, не надо.

Родерик круто повернулся и поглядел на нее. Она, наверно, впервые так ясно ощутила, какая большая у них разница в росте. «Когда он выслушивает признания преступников, у него, должно быть, такое же лицо», – подумала она и занервничала.

– Не надо? – переспросил он. – Но почему?

– Потому что красивые благородные жесты здесь неуместны, и я буду чувствовать себя очень глупо.

– Зря.

– Всю эту ситуацию я рассматриваю как своего рода проверку, – горячо сказала она и с досадой подумала, что надо бы говорить спокойнее. – Может быть, это испытание, нарочно ниспосланное нам Богом; хотя, должна заметить, мне всегда казалось несправедливым, что Бог чаще являет себя людям через землетрясения и прочие стихийные бедствия и очень редко – через обильные урожаи и сотворение гениев, подобных Леонардо и Сезанну.

– Не понимаю. Что за чушь? – мягко сказал он.

– А ты мне не груби, – перебила Агата. Родерик хотел было подойти к ней, но она его остановила. – Подожди. Выслушай, пожалуйста. Я правда очень хочу, чтобы тебе разрешили довести дело Анкредов до конца. И хочу, чтобы на этот раз ты ничего от меня не скрывал. Наши с тобой отношения… мое отношение к твоей работе – мы во всем этом запутались. Когда я говорю, что ничего против твоей работы не имею, ты мне не веришь, а стоит мне спросить тебя про какое-нибудь страшное преступление, ты видишь во мне этакую маленькую героиню, которая добровольно обрекает себя на нечеловеческие страдания.