Морис Леблан - Хрустальная пробка

Она положила палец на грудь Добрека, где сердце бьется, как птица в клетке, и говорит мне: «Его глаза… глаза… Я их не вижу из-за очков… я хочу их видеть…».

И я тоже хочу их видеть, эти глаза, выражения которых я не знаю… хочу видеть их муку, прочесть в них раньше, чем услышать, секрет списка. Я хочу видеть. Я жажду увидеть. Я мигом срываю с него очки. И вдруг, как будто ослепленный внезапным светом, озарившим мое сознание, я начинаю хохотать, но так хохотать, что чуть челюсти не разрываются, потом одним ударом большого пальца, вы слышите, одним ударом, раз — вышибаю его левый глаз.

Николь действительно смеялся до упаду. И это уже был не провинциальный, робкий и тихий шпион, а самоуверенный весельчак, который воспроизвел всю сцену с неподражаемой живостью и который теперь смеялся так пронзительно громко, что Прасвиллю стало неприятно.

— Гоп-ла! Ну-ка, маркиз! Вылезай из конуры! К чему, правда, два глаза? Один лишний! Гоп-ла! Нет, посмотрите-ка, Кларисса, на глаз, который катится по ковру. Внимание, это глаз Добрека. Берегись, Саламандра.

Николь, вставший с места, чтобы изобразить охоту, уселся, вынул из кармана какой-то предмет и стал катать его по ладони, подбросил в воздухе, как мяч, подхватил его и объявил спокойно:

— Левый глаз Добрека.

Прасвилль был в недоумении. Что значила вся эта история? И чего хотел достигнуть его странный посетитель? Он сказал, побледнев:

— Объясните, пожалуйста.

— Но мне кажется, что все ясно, как нельзя более. Раз нигде нельзя найти этот документ вне Добрека, значит, его нет вне Добрека. А раз его не находят и в его одежде, то он должен быть спрятан где-нибудь более глубоко, выражаясь яснее, в нем самом, в его теле, в его коже.

— Быть может, — с насмешкой спросил Прасвилль, — в глазу?

— В глазу, господин секретарь, вы угадали.

— Что?

— Повторяю, вы угадали. И я должен был прийти к этому путем логических заключений, а не игрой случая.

Вот почему Добрек, зная, что Кларисса перехватила его письмо к одному английскому фабриканту, в котором он просил «отшлифовать хрусталь так, чтобы внутри образовалось незаметное углубление», должен был из предосторожности увести поиски в другую сторону. По оставленному им образцу он заказал хрустальную пробку, с углублением внутри. За этой-то пробкой вы и гонялись месяцами, ее-то я откопал в пачке табаку… тогда как следовало…

— Тогда как следовало?.. — спросил заинтересованный Прасвилль.

Николь фыркнул.

— Просто взяться за глаз Добрека, глаз, отшлифованный так, что внутри образовалось невидимое хранилище. Да, за этот самый глаз.

Николь опять достал из кармана какой-то твердый предмет, постучал им по столу несколько раз. Судя по звуку…

Прасвилль, озадаченный, пробормотал:

— Стеклянный глаз.

— Да, — воскликнул со смехом Николь, — стеклянный глаз. Обыкновенная пробка от графина, вставленная в орбиту вместо глаза, пробка из настоящего хрусталя, которую он защищал двумя парами очков. В ней был скрыт да и сейчас еще скрывается всемогущий талисман Добрека.

Прасвилль опустил голову и провел рукой по лбу, стараясь скрыть свою радость: документ был тут, на столе, был почти в его руках.

Справившись со своим чувством, он спокойно спросил:

— Так, значит, список здесь?

— По крайней мере, я так предполагаю, — ответил господин Николь.

— Как так вы предполагаете?

— Я не вскрывал хранилища, сохраняя эту честь для вас, господин секретарь.

Прасвилль вытянул руку, схватил предмет и осмотрел его. Это было великолепное подобие глаза, так что хрусталик, зрачок и роговую оболочку нельзя было отличить от настоящих. Он очень скоро заметил, что задняя часть сдвигалась. Он слегка нажал. Глаз подался: внутри лежала бумажка, скатанная шариком.

Он развернул ее и быстро, не останавливая внимания на именах, почерке и подписи, поднял руки и стал рассматривать бумажку на свет.

— Лотарингский крест имеется? — спросил Николь.

— Имеется, — ответил Прасвилль. — Это подлинный список.

Он помедлил еще несколько мгновений, словно прикидывал, что делать дальше. Потом снова свернул бумажку, вложил в хрустальный ларчик и опустил в карман.

Николь, видевший все это, спросил:

— Убедились?

— Абсолютно.

— Следовательно, между нами согласие?

— Согласие.

Наступило молчание, во время которого оба незаметно следили друг за другом. Николь, казалось, ожидая продолжения беседы, Прасвилль, положив одну руку на револьвер позади кучи книг, а другую на кнопку электрического звонка, испытывал какое-то странное удовольствие, сознавая всю выгоду своей позиции. Он владел списком. Он владел Люпеном.