Жорж Сименон - Письмо следователю

— Что я должна делать, матушка? — с ангельской кротостью осведомлялась невестка.

— Отдыхайте, дитя мое. В вашем положении…

Жанна сразу же забеременела. Я собирался отправить ее рожать в Ла-Рош-сюр-Йон: мне было чуточку страшно. Тесть поднял меня на смех:

— Здешняя повитуха сделает все ничуть не хуже. Она принимала добрую треть деревни.

Тем не менее роды оказались трудными. И опять тесть подбадривал меня:

— С моей женой в первый раз было еще хуже. Но увидите, во второй…

Сам не знаю почему, я все время толковал о сыне, и женщинам, то есть матери и Жанне, запала в голову мысль о мальчике.

Родилась, однако, девочка, а жена после родов три месяца пролежала в постели.

Извините, господин следователь, что я пишу о ней с таким кажущимся безразличием. Дело, видите ли, в том, что я совсем не знал ее — ни тогда, ни после.

Она была в моей жизни только декорацией, знаком подчинения условностям. Я был врачом, обзавелся кабинетом, светлым и веселым домом. Женился на приличной и послушной девушке. Она родила мне ребенка, и я в меру сил заботился о ней.

Издалека все это кажется мне ужасным. Я ведь даже не попытался понять, что она такое на самом деле, о чем думает, чем живет.

Четыре года мы спали с ней в одной постели. Коротали вечера в обществе моей матери, а иногда и папаши Маршандо, заглядывавшего к нам пропустить перед сном стаканчик.

Теперь это для меня — как выцветшая фотография.

Но, уверяю вас, я не возмутился бы, если бы судья, грозно указав на меня пальцем, возгласил:

— Вы убили ее!..

Это правда. Только я этого не знал. Если бы меня в упор спросили: «Любите ли вы жену?» — я совершенно искренне ответил бы: «Разумеется!»

Жену полагается любить — так уж принято. А дальше я не заглядывал. Принято также делать с ней детей.

Окружающие в один голос твердили мне:

— В другой раз у вас получится здоровенький мальчуган…

И я соблазнился перспективой заиметь здоровенького мальчугана. Матери это тоже было по душе.

Ради здоровенького мальчугана, мысль о котором мне так вбили в голову, что она мало-помалу отождествилась с моими собственными желаниями, я и убил жену.

Когда у Жанны после первого ребенка произошел выкидыш, я несколько встревожился.

— Такое случается чуть не с каждой, — уверял меня тесть. — Вот попрактикуете несколько лет — сами убедитесь.

— Она слабенькая…

— Слабенькие-то — они самые живучие. Посмотрите на свою матушку.

Я опять взялся за свое, господин следователь. Я сказал себе: «Доктор Маршандо старше меня, опытней, значит, он и прав».

Здоровенький, очень здоровенький мальчуган весом не меньше шести кило: во мне при рождении было как раз столько!

Жанна молчала. Неотступно ходила по дому вслед за свекровью:

— Вам помочь, матушка?

Я целыми днями раскатывал на своем мощном мотоцикле: то визиты, то рыбная ловля. Правда, я не пил…

Никогда этого не любил. Да и Жанне почти не изменял.

Вечера мы проводили втроем или вчетвером. Затем уходили к себе. Я шутливо бросал жене:

— Будем делать сына?

Жанна застенчиво улыбалась. Она была очень стеснительна.

Она снова забеременела. Все ликовали и предсказывали мне желаемого шестикилограммового мальчугана.

Я давал жене укрепляющее, делал ей уколы.

— Повитуха в сто раз лучше всех этих чертовых хирургов, — внушал мне тесть.

Когда пришлось накладывать щипцы, позвали меня.

Я почти ничего не видел — глаза мне заливал пот. Тесть тоже был рядом: он метался взад и вперед, как потерявшая след собачонка.

— Вот увидите, все кончится хорошо… Очень хорошо… — повторял он.

Ребенка я принял. Толстую девчушку, которая лишь несколько граммов не дотянула до шести кило. Зато мать ее через два часа умерла, не упрекнув меня даже взглядом и только вздохнув:

— Как жаль, что я такая слабая…

Во время последней беременности жены я вступил в связь с Лореттой. Как в каждой деревне бывает свой пьяница, как в каждой семье кто-нибудь выпивает, так нет у нас ни одного села без особы, вроде Лоретты.

Неплохая, в общем, девушка, она была служанкой у мэра и отличалась поразительной откровенностью, которая многим, несомненно, показалась бы цинизмом. Мать ее состояла в услужении у кюре, что ничуть не мешало Лоретте исповедоваться ему во всех своих прегрешениях.

Вскоре после моего приезда в Ормуа она преспокойно, как старая знакомая, вошла ко мне в кабинет.

— Я, как всегда, провериться, — объявила она, задирая юбку и стаскивая узенькие белые трусики, в обтяжку сидевшие на тугих ягодицах. — Старый доктор не рассказывал вам обо мне?