Жорж Сименон - Смерть Беллы

А Белла была не такая? Что бы он ни делал, ему представлялась Белла на полу — Анна и не подозревала, о чем он думает. Наверно, та девушка, которая плакала и пила, та, о которой рассказывал в полиции бармен, тоже была не такая. Пошла ли она во второй зал? Он пытался припомнить подробности показаний.

Лицо у него пылало. Еще в Личфилде, когда он садился с Анной в машину, что-то сдавило ему грудь. Эшби думал, это пройдет, когда он выпьет, но спиртное не помогло. Это нервное. Ему хотелось затормозить, как на склоне, и иногда у нею перехватывало дыхание. Анна Меллер направляла события, действуя так, как, по-видимому, привыкла.

— Tсc! — цыкала она всякий раз, стоило ему заговорить об уходе. — Не будь таким нетерпеливым.

Теперь он, кажется, понял. Она воображает — он хочет уйти для того, чтобы заняться другими упражнениями уже вне бара. То есть в машине, как «н всегда и подозревал. Это его напугало, и теперь уже он сам стал оттягивать уход. Но разве не глупо будет, если его сейчас арестуют, а он так и не дойдет до конца?

Не вернись в этот день Кац, Спенсер не терял бы времени с Анной. У него был свой план. Перед возвращением домой оставить машину у обочины, тихо подойти.

Он следил за рабочими. Он знает, где провода и механизмы сигнализации. На первом этаже есть окно с матовым стеклом: это окно ванной, его никогда не закрывают до конца и к нему не подвели сигнализацию. Что до лестницы — она найдется у него в гараже. Он прокрадется в спальню на цыпочках и прошепчет, вложив в этот шепот всю нежность, какая есть на свете:

— Не бойтесь…

И Шейла, которая уже будет засыпать, узнает его. Она не испугается. Она прошепчет:

— Это вы?

В сказке, которую он для себя придумал, она не удивлялась, она ждала его, уверенная, что когда-нибудь он придет; не зажигая света, она протянет к нему теплые руки, и, обнявшись, они погрузятся вдвоем в глубокую пропасть, и настанет такое чудо, такой восторг, что за это стоит умереть.

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем.

— Тебе все еще не терпится?

Растерявшись, он замешкался с ответом и услышал:

— Держу пари, ты дрейфишь. — Теперь она навалилась на него всем телом и теребила за галстук. — А ты сказал Райену правду?

Почему мечты о Шейле кончаются Беллой, простертой на полу? И ведь это уже не в первый раз. Словно другого конца он и представить себе не может. Как будто без этого нельзя было бы достигнуть наивысшей точки.

Нахмурив брови, он вспомнил слова Лорейн:

«Эта их так называемая любовь — потребность все пачкать и ничего больше…»

Вероятно, так можно сказать и о его чувстве к Шейле.

В том, как развивались воображаемые события, был один момент, подтверждавший эту мысль.

«Уж ты поверь, — добавила мать Беллы. — Это как будто снимает с них грехи и делает их чище».

— Ну, последний танец, ладно?

Он и сам уже не понимал — не то ему хочется уйти поскорей, чтобы заняться тем, на что она рассчитывает, не то просто, чтобы поскорей покончить с этим вечером.

И то, и другое, конечно. Хотя мысли его по-прежнему так же ясны и отчетливы, как всегда, но все же от спиртного в мозгу у него что-то сдвинулось.

— Видела?

— Нет. А что?

— Тех двоих, слева.

Молодой человек и девушка сидели рядом, он обнимал ее за плечи, она приклонила к нему голову, оба не шевелились, ничего не говорили, глаза у них были открыты, лица выражали восхищение.

У него, Спенсера, никогда так не было. И никогда не будет. Может быть, с Шейлой они бы так и могли.

А вдруг и она на другой день стала бы такая же, как все?

Знал ли он уже, что никогда не вернется домой? Он не задавал себе вопросов. Однако, расплачиваясь с барменом, он заметил у того на руке татуировку в виде сирены, и на него вдруг нахлынуло видение — шоссе с машинами в три ряда, мчащимися в обе стороны, и редкие тоскливые фигуры на обочине, простирающие руки в темноту.

Перед тем как пройти через бар, она стерла у него с подбородка губную помаду и в дверях, собираясь пересечь освещенное пространство, по ту сторону которого стояли машины, взяла Спенсера под руку.

Снег лежал уже таким толстым слоем, что следы не чернели. Вся машина была им засыпана. Дрожащими от волнения пальцами Эшби открыл ледяную дверцу.

Значит, так все и произойдет? Анна вроде бы ничуть не удивлена. Он вспомнил бледные лица, которые замечал ночами на задних сиденьях машин; она тоже садится сзади.

— Погоди. Пусти, я все устрою.

Что сделано, то сделано — теперь он хочет. Тысячи раз в жизни он грезил о подобной минуте. Это могла быть и не Анна. Впрочем, какая разница?