Жорж Сименон - Суд присяжных

Она села, и чувствовалось, что под всеми этими юбками и бельем, под всей этой черной одеждой, которая полнила ее, скрывается тощее старческое тело. Вуаль была такая плотная, что невозможно было определить, видит ли она что-нибудь сквозь нее, и Моннервиль ободряющим голосом начал:

— Я вынужден, мадам, просить вас открыть лицо.

Рука в черной митенке приподняла вуаль, и открылось сморщенное желтое лицо; выцветшие глаза всматривались в Луи, стараясь в то же время избежать его взгляда.

Казалось, свидетельница боялась своего сына, как некоторые люди боятся умирающих. Она рассматривала его украдкой, словно он уже принадлежал к иному миру, таинственному и страшному; потом, убедясь, что сын не изменился, что это по-прежнему все тот же Луи, вынула из сумочки платок и заплакала.

— Прошу прощения, мадам, что подвергаю вас такому испытанию, но это необходимо в интересах правосудия.

Луи, весь подобравшись, застыл в неприступной и угрожающей позе. Лишь едва заметно вздрагивали крылья носа, а взгляд неотрывно следил за маленьким следователем.

— Если он такое сделал, я умру, — запричитала, шмыгая носом, старая женщина. — Не верю, что ко всем моим бедам Господь Бог уготовил мне еще и эту. Если б вы только знали, господин следователь!..

Она хныкала с ужимками, придававшими ее лицу детское выражение. Трудно было представить, что это жалкое существо — женщина, прожившая долгую сознательную жизнь. Это было беспомощное создание, тупо взиравшее на новые обрушившиеся на нее беды.

— Успокойтесь, сударыня. Я ограничусь одним-двумя вопросами, на которые, впрочем, вы уже ответили, когда вас допрашивал господин комиссар. Смотрите мне в лицо.

Она подняла голову и попыталась из уважения к чиновнику изобразить некое подобие улыбки.

— Вспомните последний приезд вашего сына. Что на следующий день вы сообщили соседке?

Г-жа Берт испуганно оглядела Луи, как бы желая сказать: «Тем хуже для тебя, но это правда». И проговорила:

— Кажется, я сказала, что у него был чудной вид.

— Вы не говорили о дурном деле?

— По правде сказать, я о таком и не думала. Думала, может, с кем-то подрался. Он всегда был задирой. Маленьким то и дело приходил расцарапанный да с шишками. — Слезы снова навернулись ей на глаза. — Если б вы только знали, господин следователь, как я измучилась за всю-то жизнь.

Луи не хотел больше смотреть на нее и пытался не отрывать глаз от письменного стола из красного дерева, обитого зеленым перкалем.

— Если вы так страдали, то прежде всего по вине сына, который всегда был никчемным человеком.

Она утвердительно кивнула.

— После двадцатого августа вы не находили в доме или в виноградниках чего-либо, что мог принести и припрятать ваш сын? Вы нигде не заметили свежевскопанной земли?

— Нет, не заметила, господин следователь.

И она внимательно поглядела на сына, а потом заплакала еще громче. Луи сделал чуть заметное движение, словно хотел развести руки, но ему удалось развести их не больше чем на дюйм — мешали наручники. Губы его дрожали. Адвокат кашлянул от смущения.

— Вы несколько раз говорили соседкам, что Луи вам угрожал. Значит, вы считали его способным на дурное дело. Чего вы опасались с его стороны?

Весь драматизм происходящего отражался на лице Луи. Такой недоуменный взгляд бывает у страдающих от боли и ничего не понимающих собак, подвергнутых вивисекции, веривших человеку, чей скальпель внезапно перерезает им сухожилия.

— Так чего же вы опасались с его стороны?

Старуха не знала, что отвечать. Ей хотелось быть вежливой со следователем, но ее стесняло присутствие сына.

— Мало ли чего скажешь в сердцах.

— А он никогда не угрожал вам?

— Только пугачом, в шутку. И был тогда слишком мал, чтоб понимать.

— Тем не менее он непрерывно требовал у вас денег, хотя у вас их совсем не было.

Г-жа Берт опустила голову и всхлипнула. Потом завела монотонным голосом, словно читала псалтырь:

— Всю-то жизнь я не знала счастья. Даже когда мой бедный муж был жив, он работал на шахте, а ему нужно было лечиться в санатории. А теперь, господин следователь, в поселке в меня тычут пальцами, мальчишки камнями швыряют. Дютто помер, и знаете, что случилось?

Из Италии приехал его племянник, поселился в доме выгнал меня и даже вещи не позволил забрать. Что же я теперь буду делать? Газетчики прямо извели меня, пристают, чтобы я рассказала им о том, чего не знаю.

У меня всего-то и есть что военная вдовья пенсия, и никто не хочет теперь нанимать меня даже прислугой.