Жорж Сименон - Суд присяжных

Луи чуть улыбнулся, постарался это сделать и Балестра, Потом начальник спохватился, открыл дверь и гаркнул, вращая глазами:

— Эй, вы там, потише!

Все головы повернулись к двери, чтобы посмотреть на Луи, сидевшего перед столом. Но дверь снова закрылась.

— Итак, я спрашиваю: сколько она тебе давала в месяц?

Луи нахмурился. В третий и четвертый раз ему задают все тот же вопрос. И видно, не случайно. Он чуял ловушку, но не мог угадать, где она.

— Я не на жалованье был, — усмехнулся он.

— Может, на сдельщине? — пошутил шеф. — Скажи, а когда она тебе подарила бриллиантовое кольцо, что у тебя на пальце?

— А я почем знаю? Наверное, с выигрыша.

— Играла она по крупной, не так ли?

Луи медлил с ответом. Он знал, что Констанс не делала больших ставок. Не все ли равно — по крупной или по маленькой? Однако полицейский настаивал:

— Играла она по крупной?

— Может, и по крупной. Не вечно же я у нее за спиной торчал.

— Понятно, ты ведь ведал ее перепиской и счетами.

Значит, был ее любовником, но прежде всего — секретарем.

Луи не нравилось решительно все. Уже половина одиннадцатого вечера, а ему не задают ни одного из ожидаемых им вопросов. Даже самого главного. И не подумали спросить: «Ты убил госпожу Ропике?» Или:

«Чем ты кокнул старушенцию?»

И ни малейшего намека на историю в Лаванду и его связь с бандой «марсельцев». Ни слова об обеде в день рождения Констанс в ресторане, где был и Плюга, хотя сидел он поодаль.

Можно было подумать, что инспектор не ввел своего начальника в курс дела. Да нет, раз уж он находится здесь, значит, явился неспроста. Чего же они все-таки добиваются?

— Я хотел бы дать показания, — буркнул Луи, бросив недобрый взгляд на инспектора. — Впрочем, вот он скажет, если…

— Постой! — прервал его Балестра. — У тебя будет сколько угодно времени для дачи показаний. А сейчас допрашиваю я и не желаю меняться с тобой ролями.

В бумажнике, который у тебя изъяли, я нашел квитанцию из ломбарда. Она датирована двадцать первым августа и выписана на имя госпожи Ропике. Стало быть, двадцать первого августа она была еще жива, раз отнесла свое норковое манто в залог.

Молчание. Луи хотел попросить бумагу и карандаш, чтобы уточнить даты. Сколько дней он провел, бездельничая на Поркероле, и не удосужился на всякий случай подготовить ответы на такие вопросы.

— Ты внимательно меня слушаешь? Итак, двадцать первого она сдает свое манто в залог и поручает тебе хранить квитанцию, опасаясь, должно быть, свойственной ей неаккуратности. Тебе она доверяет свои важные документы, что вполне понятно, раз ты ее секретарь.

Лицо арестованного изменилось. Он втянул голову в плечи, насторожился, и выражение глаз его сделалось неискренним, скрытным.

— Так как же? Она отдала тебе квитанцию?

— Ну и что с того?

— Признаешь этот факт?

— Допустим, признаю.

Заговорит ли с ним наконец начальник об убийстве и трупе? Чего он волынит?

— Значит, в тот день, двадцать первого, вы были вдвоем в Ницце и пробыли там до полудня? А вот консьержка показывает, что уже в шесть утра ты взял такси, чтобы ехать на вокзал.

Луи не шелохнулся. Балестра время от времени ходил по кабинету, помахивая маленькой коробочкой, из которой доставал таблетку и осторожно клал на свой толстый язык.

— Учти, следователь-то уж будет копаться во всех этих подробностях. А я выясняю их только для себя самого, в общих чертах, так сказать. Вы ведь могли уехать и другим поездом, к примеру, во второй половине дня или вечером.

Верхняя губа Луи покрылась бисеринками пота. Он сознавал, что все данные им сегодня вечером показания окажутся окончательными и ими-то впоследствии и попытаются его доконать.

— Каким поездом ты уехал?

— Не помню.

— Кое-кто узнал госпожу Ропике в десятичасовой электричке, на ней было голубое платье.

Явная ложь. В этот час Констанс, разрубленная надвое, уже лежала на дне бухты. Тем не менее каждую фразу начальник произносил не без причины, и эту причину следовало разгадать.

— Ты позвонил из Лиона консьержке. Из какого отеля ты звонил?

— Из телефонной будки.

— С почты?

— Нет, с вокзала.

— С какого вокзала?

— С большого.

Малыш только раз был в Лиане и забыл название вокзала Лион-Перраш.

— Это был телефон-автомат?

— Да.

Инспектор Плюга, сидя в углу, продолжал изучать свою записную книжку, как если бы она содержала свод законов.

— Ты не очень устал? Может, кончим на сегодня?