Жорж Сименон - Дама из Байе

Садитесь, мадемуазель, — сказал Мегрэ, вздохнув и отложив в сторону свою трубку.

Потом взглянул на записку прокурора и прочел: «Семейное дело. Выслушайте все, что скажет Сесиль Ледрю, но в действиях соблюдайте сугубую деликатность».

Дело происходило в Кане, куда Мегрэ приехал, чтобы реорганизовать местную полицию. Он никак не мог привыкнуть к порядкам нормандского города. Ему не хватало свободы действий, которую он ощущал в Париже.

— Я вас слушаю, мадемуазель.

Она была хороша, эта мадемуазель Сесиль, чуть-чуть слишком хороша. Траурное платье поэтично подчеркивало бледность ее лица.

— Ваш возраст?

— Двадцать восемь лет.

— Профессия?

— Я лучше сама все объясню по порядку. Я была сиротой и начала работать, когда мне исполнилось пятнадцать. Сначала служанкой. Я тогда еще носила косички и не умела ни читать, ни писать.

Мегрэ с трудом подавил в себе изумление. Рассказ никак не вязался с утонченной внешностью Ледрю.

— Я нашла работу у мадам Круазье, в Байе. Вы слышали о ней?

— Признаюсь, нет.

Эти провинциалы! Считают, что весь мир должен знать их знакомых.

— Я о ней еще расскажу. Она ко мне очень хорошо относилась. Она уговорила меня учиться, чтобы из меня что-будь вышло. Я жила у нее не как служанка, а как компаньонка. Она просила называть ее тетей Жозефиной.

— Итак, вы живете в Байе у мадам Жозефины Круазье?

Глаза девушки заволоклись слезами.

— Теперь все кончилось, — сказала она, вытирая слезы платком. Тетя Жозефина умерла вчера здесь, в Кане. Поэтому я к вам и пришла. Чтобы рассказать вам об убийстве и…

— Минутку. Вы уверены, что мадам Круазье была убита?

— Я могу в этом поклясться.

— И вы при этом присутствовали?

— Нет.

— Вам кто-то сказал об этом?

— Моя тетя…

— Простите, ваша тетя сказала вам, что она была убита?

— Что вы, инспектор! Я отлично отдаю себе отчет в своих словах. Тетя не раз говорила мне, что если что-нибудь с ней случится в доме на улице Реколле, то я должна немедленно потребовать расследования.

— Подождите минутку. Что значит «дом на улице Реколле»?

— Это дом ее племянника Филиппа Делижара. Тетя

Жозефина приехала на несколько недель в Кан, чтобы вставить зубы. Она впервые в жизни обратилась к врачу на шестьдесят восьмом году. Тетя остановилась у своего племянника, а я осталась в Байе: Филипп меня терпеть не может.

На листке бумаги Мегрэ написал: «Филипп Делижар».

— Сколько ему лет?

— Сорок четыре или сорок пять.

— Чем он занимается?

— Ничем. У него было состояние — вернее, состояние его жены, но, насколько я знаю, через несколько лет от него осталось одно воспоминание. Тем не менее он продолжает жить в большом доме на улице Реколле и держит кухарку, лакея и шофера. Филипп часто приезжал в Байе просить у тети денег.

— И она ему давала?

— Никогда! Она отвечала ему: «Потерпи, вот я умру…»

Пока молодая женщина говорила, Мегрэ мысленно подвел первые итоги. В Байе, на одной из тихих улочек возле собора, где звук шагов заставляет дрожать занавески в каждом окне, жила мадам Жозефина Круазье, вдова Жюстина Круазье.

История ее обогащения была и необыкновенной и заурядной. Круазье, мелкий чиновник, был помешан на страховании, что было предметом невеселых шуток окружающих.

Однажды, в первый и последний раз в своей жизни, он решил отправиться на пароходе в Саутгемптон. Море было неспокойно. Корабль накренился, Круазье ударился о рубку и раскроил череп. Его вдова, к своему собственному удивлению, получила вскоре около миллиона франков от различных страховых компаний.

С этого дня единственной заботой Жозефины Круазье было следить за тем, как растет ее состояние. Она преуспела в этом, поговаривали, что ее состояние оценивалось в четыре или пять миллионов франков.

Сын ее сестры, Филипп Делижар, начал с того, что женился на дочери преуспевающего барышника. Он купил и обставил роскошный особняк, который стал гордостью Кана. Но его вложения оказались настолько же неудачными, насколько выгодными были начинания его тети. Ходили слухи, что уже три или четыре года он живет в кредит, занимая под большие проценты деньги в счет будущего наследства.

— Итак, мадемуазель Ледрю, единственным основанием для ваших обвинений является то, что Филипп нуждался в деньгах?

— Я же сказала вам, что мадам Круазье просила меня, если что-нибудь случится с ней на улице Реколле…

— Простите, но вы должны согласиться, что страхи пожилой женщины вряд ли могут служить основой для обвинений. Не лучше ли нам обратиться к фактам?