Жорж Сименон: Друг детства Мегрэ

Ты вспомнил, что у тебя в карманах письма. Один из моих инспекторов был у тебя на пятках. Тебя могли обыскать в любую минуту.

— Вот бы не поверил, что ты догадаешься.

— Я тридцать пять лет занимаюсь своим делом, — пробурчал Мегрэ, встал и прошел в кабинет инспекторов, чтобы переговорить с Люка.

— Ни в коем случае не реагируй, — наставил он его напоследок.

Вернувшись, он увидел, что Флорантен потерял последнее — самообладание. Остались лишь долговязое тело, осунувшееся лицо, бегающие глаза.

— Если я правильно понял, меня будут судить за шантаж?

— Это зависит от…

— От кого?

— От следователя. В чем-то и от меня. Не забывай: ты стер отпечатки пальцев, чтобы мы не нашли убийцу. Это могло тебе стоить обвинения в сообщничестве.

— Ты этого не сделаешь?

— Буду говорить об этом со следователем.

— Год тюрьмы, даже два я еще выдержал бы, но не годы, тогда меня вынесут ногами вперед. Уже теперь, случается, сердце пошаливает.

Он наверняка собирался попроситься в лазарет при Сайте. В Мулене он их смешил. Когда занятия становились очень уж занудными, они поворачивались к нему, поощряя его к шутовству.

Его ведь поощряли. Зная, что ему только того и надо.

Он изобретал новые гримасы, откалывал новые номера.

Клоун… Однажды на Ньевре он сделал вид, что тонет, его искали с четверть часа, пока не нашли в камышах, куда он доплыл под водой.

— Чего мы ждем? — спросил он, вновь забеспокоившись.

С одной стороны, он был рад, что все кончилось, с другой — боялся, что Мегрэ изменит тактику.

В дверь постучали. Вошел Жозеф и положил перед Мегрэ визитку.

— Пригласите его. И попросите инспектора Жанвье привести находящееся с ним лицо.

Ох и дорого бы дал сейчас Мегрэ за стакан свежего пива или даже добрый глоток коньяку!

— Мой адвокат, господин Бурдон.

Один из теноров адвокатского сословия, бывший его старшина, кандидат на кресло во Французской академии.

Державшийся отстраненно, с большим достоинством, Виктор Ламотт сел, чуть приволакивая ногу и лишь мельком взглянув в сторону Флорантена.

— Полагаю, господин комиссар, что у вас были веские основания для вызова моего клиента? Мне стало известно, что в субботу вы прибегли к очной ставке, оспаривать закономерность которой я в данную минуту воздержусь.

— Садитесь, мэтр, — только и ответил Мегрэ.

В этот момент появился Жанвье, подталкивавший в кабинет возбужденную госпожу Блан, которая при виде хромого встала как вкопанная.

— Входите, госпожа Блан. Сделайте одолжение, присядьте.

Глядя на нее, можно было подумать, что она неожиданно столкнулась с новой проблемой.

— Кто это? — спросила она, указывая на господина Бурдона.

— Адвокат вашего друга, господина Ламотта.

— Вы арестовали его?

Никогда еще Мегрэ не видел ее такой ошеломленной.

— Пока нет, но сделаю это, не откладывая. Вы признаете, не так ли, что именно этот господин в среду на прошедшей неделе, возвращаясь от госпожи Папе, вручил вам две тысячи двести франков в обмен на ваше молчание?

Она только крепче стиснула зубы.

— Вы поступили опрометчиво, господин Ламотт, вручив ей эту сумму. Она вошла во вкус и решила, что ее молчание стоит больше.

— Понятия не имею, о чем вы.

Адвокат нахмурил брови.

— Объясню вам, почему из всех подозреваемых я выбрал именно вас. В субботу госпожа Блан, к которой я приставил своего человека, улизнула от слежки, воспользовавшись магазином с двойным входом. Она хотела повидаться с вами, чтобы потребовать у вас дополнительную сумму.

Она спешила, поскольку боялась, что с минуты на минуту вы будете арестованы.

— Я не встречался с этой женщиной в субботу.

— Знаю. Важно то, что она вас искала. У каждого из вас был свой день: у Франсуа Паре — среда, у Курселя — ночь с четверга на пятницу, Жан Люк Бодар не так четко придерживался распорядка.

Обычно деловой человек из провинции, каждую неделю проводящий в столице по нескольку дней, возвращается домой в субботу. Но не вы, ведь вторую половину субботнего дня вы отвели госпоже Папе.

Привратнице это было известно, и потому она пыталась связаться с вами. Откуда ей было знать, что на этот раз вы покинули Париж накануне, в пятницу, поскольку вам не предстояла встреча с Жозефиной Папе.

— Ловко придумано, — заметил адвокат, — но сомневаюсь, что суд удовольствуется столь легковесным обвинением.

Привратница не произнесла ни слова, она словно окаменела — такой Мегрэ не видел ее еще никогда.