Жорж Сименон - Кот

Вина была не его, и Маргарита знала это так же хорошо, как в тот день, когда Эмиль, бросив ей на колени записку, напомнил про смерть кота, а она не посмела ответить: “Попугай”.

Буэна лихорадило, он чувствовал, что у него подскочила температура. Из-за удара, который нанесла ему Маргарита, он выпил больше, чем следовало, и последние полчаса жил в каком-то кошмарном тумане. С секунду он еще стоял в нерешительности у распахнутой двери спальни. Постель жены была убрана. В комнате полный порядок, на его постели постланы свежие простыни, на подушках чистые наволочки — короче, хоть сейчас ложись.

Не вздумала ли Маргарита тем самым показать ему, что она — прекрасная жена, знающая свои обязанности, что во всем виноват он, а она — невинная жертва? И вот доказательство: несмотря на его бесчеловечные поступки, она беспокоится о нем и заботится о его удобствах — вчера предложила поставить горчичники, сегодня сменила белье, хотя срок еще не наступил.

Интересно, она все еще лежит в обмороке на полу в гостиной или уже пришла в себя? Небось надеется, что он испугается, сбежит вниз, засуетится, попросит прощения, может быть, даже вызовет врача. Поколебавшись, Буэн с мрачным лицом направился к кровати, но дверь на всякий случай оставил открытой.

Он лежал и прислушивался. Лихорадка перенесла его назад, в детство, в те дни, когда он болел ангиной или сильной простудой. В его ощущениях и мыслях, то зыбких, то на удивление четких, в возникающих образах, похожих на сновидения, было что-то ребяческое. Да разве он не вел себя там, внизу, как злой ребенок?

На миг ему стало от этого легче. Впрочем, стало ли? Ведь пытался же он дойти до конца в своих действиях, в исполнении внезапно пришедшей в голову чудовищной мысли.

Ему было стыдно. Но себе он в этом не признавался. Нет, он не желает чувствовать себя виноватым по отношению к жене. Как когда-то в детстве, у него было одно-единственное желание — заболеть по-настоящему, серьезно, чтобы жизнь его оказалась в опасности и к нему по три раза в день приходил доктор, тревожно склоняясь над его кроватью. Вот тогда-то, несмотря ни на что, Маргарита перепугается. Раздираемая противоречивыми чувствами, в конце концов осознает свою вину, и стыдно будет не ему, а ей.

Нет, не надо никакой болезни. Достаточно хорошего похмелья. Он будет кашлять, сморкаться, обливаться потом в постели, и пусть его никто не жалеет. Никто не смеет думать, будто он ищет чьей-то жалости. Он не выносит, когда его жалеют. Он мужчина и не нуждается ни в чьем сочувствии.

Да только так ли это? Буэн плутовал, отгоняя те смутные мысли, которые, оформившись, могли бы оказаться неприятными, и при этом упорно прислушивался. Он все никак не мог решить, стоит ли подняться и сходить вниз.

“Что, голубушка, теперь понимаешь, что на этот раз по-твоему не будет?”

Забавно. На миг Маргарита слилась для Буэна с его матерью.

Маргарита внизу зашевелилась. Буэн жадно ловил малейший шум, даже шорох одежды. Должно быть, жена медленно поднималась и тоже прислушивалась. Вот она встала на ноги и сейчас, видимо, смотрит на клетку и на птицу с вырванным хвостом — недаром же она плачет. В перерывах между всхлипываниями она что-то говорила, но Буэн не разбирал слов. Потом она прошла в коридор.

Там справа, наверно еще со времен Себастьена Дуаза, стоит бамбуковая вешалка. На ней висит кожаная куртка и старое зеленое пальто Маргариты. Вот, наверное, она его надевает, натягивает ботинки… Входная дверь открылась, закрылась, из тупика донеслись отрывистые звуки шагов.

Буэн кинулся к окошку и увидел, как Маргарита торопливо направляется к улице Санте. Она, чувствуется, возбуждена и хотя не жестикулирует, но, вероятно, безмолвно шевелит губами, продолжая свой драматический монолог.

Куда это она? Уж не в полицейский ли комиссариат подать на него жалобу — засомневался Буэн, но, снова улегшись, тут же задремал. Даже во сне он понимал, в каком оказался положении. Скверная получилась история. Вся его оставшаяся жизнь может пойти кувырком. Ну, что будет, то будет, а все предвидеть невозможно.

Тем хуже! Тем хуже! Когда-то это должно было случиться. Взрыв должен был произойти. Слишком долго он терпел замаскированные выпады этой старухи. Себя Буэн стариком не чувствовал, а вот то, что Маргарита старая, видел. Куда более старая, чем его мать: та умерла в пятьдесят восемь лет.

Теперь у Маргариты появилась возможность сделать так, чтобы последнее слово осталось за нею. Кто знает, не взбрело ли ей в голову пойти искать адвоката?