— Ее личная жизнь проходит со мной. Что же касается работы…
— Это-то я и имел в виду.
— Моя жена журналистка.
— Она печатается у вас в еженедельнике?
— Нет, она не ищет легких путей. Кроме того, наш еженедельник не подходит ей по профилю.
— В каких она отношениях со своей сестрой?
— С Адриеной? В самых хороших. Они приехали в Париж одна за другой. Сначала Мур-мур, потом…
— Мур-мур?
— Это я ее так окрестил. Киска, Мур-мур. А теперь ее так зовут все наши друзья, все мои сотрудники. Когда ей понадобился псевдоним для статей, я посоветовал ей подписываться Жаклина Мур-мур. Они с сестрой долго жили в одной комнате близ Сен-Жермен-де-Пре.
— Вы познакомились в ними обеими одновременно?
— Нет, сперва с Мур-мур.
— Она не представила вам сестру?
— Представила, позднее. Через несколько месяцев. Если вы в курсе дела, к чему все эти вопросы? Думаю, мне бы уже не мешало узнать, что случилось с женой.
— С вашей женой — ничего.
Он произнес эти слова печально и утомленно.
— Тогда с кем же?
— С вашей свояченицей.
— Несчастный случай?
Его взгляд упал на пистолет, лежавший на письменном столе.
— Она?..
— Да, убита.
Ален не осмелился спросить — кем. Им внезапно овладело какое-то странное, никогда прежде не испытанное состояние-оцепенение, внутренняя пустота. Мысли рассыпались — во всяком случае, в них отсутствовала логика. Он чувствовал, что его затягивает в бредовый, бессмысленный мир, где слова теряют привычное значение, а предметы привычный облик.
— Ее убила ваша жена-сегодня днем, около пяти часов.
— Этого не может быть!
— Однако это правда!
— С чего вы взяли?
— Ваша жена сама призналась. Ее слова подтвердила няня, которая находилась в момент убийства в квартире.
— А мой свояк?
— Он дает показания в соседней комнате.
— Где моя жена?
— Наверху. В отделе идентификации.
— Но почему она это сделала? Она вам сказала? Ален внезапно вспыхнул и не решился взглянуть на помощника комиссара.
— Я надеялся, что на этот вопрос мне ответите вы.
Он не был ни грустен, ни подавлен, ни взволнован. И не возмущен. Но он как бы перестал быть самим собой, утратил себя. Да, он не существовал больше как личность. И ему хотелось ущипнуть себя, удостовериться, что это он, Ален Пуато, сидит здесь, а перед ним письменный стол красного дерева, зеленое кресло и усталое лицо комиссара. И как вообще здесь могла идти речь о Мур-мур и об Адриене, у которой такие правильные, нежные черты и большие светлые глаза под длинными трепещущими ресницами?
— Ничего не понимаю, — сказал он, встряхивая головой, словно хотел проснуться.
— Чего вы не понимаете?
— Что моя жена могла стрелять в свою сестру. Вы сказали, что Адриена умерла?
— Почти сразу же.
Слово «почти» причинило ему боль, и он тупо уставился на лежавший перед ним браунинг. Значит, она еще жила после выстрела, жила несколько минут или секунд. Что же делала в это время Мур-мур? Стояла с пистолетом в руке и смотрела, как умирает сестра? Или пыталась оказать ей помощь?
— Она не делала попыток бежать?
— Нет. Мы застали вашу жену в комнате. Она стояла у окна, прижавшись лицом к стеклу, по которому хлестал холодный дождь.
— И что она сказала?
— Вздохнула и прошептала: «Наконец-то!»
— А Бобо?
— Кто это Бобо?
— Сын моей свояченицы. У нее двое детей — мальчик и девочка. Девочку зовут Нелли, и она очень похожа на мать.
— Няня отвела их на кухню и поручила заботам другой служанки, а сама попыталась оказать помощь умирающей.
Здесь что-то не так. Ведь комиссар сначала сказал, что Адриена умерла почти сразу же, а теперь он заявляет, что няня пыталась оказать ей помощь. Ален прекрасно знал квартиру на Университетской улице, во втором этаже старинного особняка. Высокие окна, потолок, расписанный одним из учеников Пуссена.
— Скажите, господин Пуато, в каких отношениях вы были с вашей свояченицей?
— В самых хороших.
— Прошу поточнее.
— А что бы это могло изменить?
— Насколько я понимаю, убийство произошло не на почве материальных соображений. Разве между сестрами были какие-нибудь денежные дела?
— Конечно, нет!
— Полагаю, что речь также идет и не о старой затаенной вражде между детьми, выросшими в одной семье, — такое иногда бывает.
— Что вы!
— Имейте в виду, что на преступления, совершенные из ревности, присяжные обычно смотрят сквозь пальцы.
Они взглянули друг на друга.
Комиссар, чье имя Ален уже успел забыть, даже и не притворялся, будто расставляет допрашиваемому каверзные ловушки. Он устал и с нескрываемой скукой задавал вопросы-в лоб.
Читать дальше