Жорж Сименон - Северная звезда

Высокий молодой человек взял у него костюм, со знанием дела пощупал ткань и указал на этикетку:

— Изготовлено в Бордо. Превосходный материал, хороший покрой. Это могла бы носить молодая женщина из состоятельной буржуазной семьи.

— Спасибо тебе.

Вернувшись на женскую половину, он услышал какую-то громкую перебранку, и вскоре к нему подошел фотограф из отдела опознания:

— Мне с ней не сладить! Только соберусь снимать, она надувает щеки, кривит губы, зажмуривается — короче, становится неузнаваемой.

— Ладно, пусть одевается! — устало кивнул Мегрэ. — Конечно, ее отпечатков у вас нет?

— Нет! Она еще никогда не имела дела с полицией. А вот и доктор вас ищет…

Мегрэ был хорошо знаком с этим молодым врачом.

Они отошли в сторонку и долго что-то обсуждали вполголоса. Когда разговор был окончен, появилась задержанная, уже одетая, с застывшим взором и до того бледная, что Мегрэ стало ее жалко.

— Ну что, теперь будете говорить?

— Мне нечего сказать.

Они снова были в кабинете Мегрэ, и, как ни странно, между ними установилась какая-то близость. Конечно, они не стали друзьями — скорее наоборот, но и совсем чужими уже себя не чувствовали.

— Знаете, что мне сказал врач? — Она покраснела и едва не расплакалась. — Думаю, вы и сами догадываетесь? Всего месяц назад вы…

— Прекратите!

— Значит, вы признаетесь, что стали женщиной не больше, чем месяц назад. Вам следовало бы также признаться, что вы назвались чужим именем!

Она попыталась съязвить:

— Ну, раз уж у вас на все есть ответ…

— Вот именно! Я буду задавать вам вопросы и сам попытаюсь на них ответить. Вернее, попробую восстановить события. Вы живете где-то в провинции — не знаю уж, где именно, но, вероятно, недалеко от Бордо… — Ему показалось, что она обрадовалась, — значит, она не из Бордо! — Во всяком случае, вы были порядочной девушкой и, скорее всего, жили под крылышком у родителей. И вот в вашей жизни появился Жорж Бомпар… Он ухаживал за вами… Вы уступили ему, и он увлек вас за собой.

Она отвернулась, сообразив, что все это говорится нарочно, чтобы увидеть ее реакцию.

— Прямо бульварный роман, — заметила она ехидно, стараясь, хоть и без особого успеха, казаться вульгарной.

— Можно и так выразиться, тем более что мы уже почти добрались до того места, когда он вас бросил…

— То есть Жорж говорит, что мы должны расстаться, а я его убиваю и потом прячу нож… Кстати, куда же я дела нож?

— Погодите-ка, а кто вам сказал, что его зарезали?

— Ну… В коридоре… Там об этом говорили…

— Что ж, раз вы так хорошо начали, продолжайте и поведайте мне наконец, где вы спрятали орудие убийства.

— Думаете, вы очень ловкий?

— Ну, вы-то уж точно ловчили, это я знаю наверняка! Даже вытерпели осмотр врача и соседство проституток, лишь бы не признаваться, что насчет приставания к мужчинам вы все выдумали.

— Какой же вы наивный!

— С чего вы взяли?

— Пусть даже месяц назад я была девушкой — что с того? Долго еще вы собираетесь меня допрашивать?

— Сколько потребуется. Между прочим, имейте в виду, что три года назад один человек провел на этом самом стуле тридцать семь часов подряд. Он вошел сюда как свидетель, а вышел в наручниках. Сейчас он в Гвиане, на каторге.

Презрительная гримаска скользнула по ее лицу.

— Не стесняйтесь! — проронила она. — Задавайте ваши вопросы. Невольно приходит в голову, что вы просто старый развратник!

Мегрэ ничего не ответил, но, возможно, желая ее проучить, еще с четверть часа хранил молчание, перебирая ненужные бумаги.

— Сколько Бомпар заплатил вам за ночь? — спросил он вдруг, подняв голову. — Раз он подцепил вас на улице, то должен был…

— Должен был заплатить! Он дал мне тысячу франков.

— У вас в сумочке действительно лежит тысячефранковый банкнот. А прочие ваши клиенты столь же щедро оплачивали ваши услуги?

— Кто как.

Когда она вела себя так, как сейчас, Мегрэ хотелось дать ей пощечину. За последние тридцать лет в этом кабинете перебывали самые знаменитые преступники.

Один из них, в прошлом служитель правосудия, докатившийся до преступления, оказался до того изворотливым, что комиссару, чтобы скрыть свой гнев, пришлось несколько раз выходить из комнаты.

Но сейчас-то перед ним сидела девчонка! Говорит, ей девятнадцать, но он ничуть бы не удивился, окажись ей всего семнадцать лет.

Они провели тут, с глазу на глаз, уже много часов, а он так ничего и не узнал: ни как ее зовут, ни откуда она родом. Она ему нагло врет. И даже почти не скрывает этого. Словно дразнит его: «Я и не обязана говорить вам правду. Узнайте-ка ее сами!»