Джон Карр - Убийства единорога

За улетевшей газетой побежал официант. Я протянул ему газету и осведомился наугад:

– Вы друг Фламанда или Гаске?

Результат был поистине удивительным. Проходивший мимо agent de police [3]внезапно остановился и уставился на меня с явным подозрением, после чего шагнул на террасу.

– Ваш паспорт, месье, – потребовал он.

Официант склонился над столом и быстро провел по нему тряпкой.

– Этот джентльмен не сделал ничего дурного. Он только спросил…

– Англичанин, – промолвил полицейский, изучая мой паспорт. – Вы использовали слова, месье, которые могли служить сигналом. Поймите, я не хочу докучать безобидному путешественнику, но…

Полицейский говорил сквозь зубы, поглаживал усы, как строгий чиновник, но я не мог понять, что такого я сказал. Конечно, если это было политическое дело вроде аферы Ставиского, [4]то я ступил на опасную почву.

– Вероятно, все дело в моем скверном французском языке, месье, – отозвался я с поклоном, чувствуя себя полным идиотом. – По правде говоря, я спросил не подумав. У меня и в мыслях не было пренебрежительно отзываться о ваших боксерах или министрах…

– О ком? – перебил полицейский.

– О ваших боксерах или министрах, – повторил я. – Мне дали понять, что эти господа принадлежат к одной из упомянутых категорий…

Полицейский засмеялся, и я понял, что неприятности позади, хотя мы привлекли нежелательное внимание других посетителей.

– Да неужто? Наши парижане смеются над вами, месье. У них дурные манеры, за которые я извиняюсь. Простите, что побеспокоил вас. A'voir, [5]месье.

– Но все-таки кто этот Фламанд? – осведомился я.

Пристрастие полицейского к драматическим эффектам повлекло за собой ряд трудностей.

– Он убийца, месье, – ответил полицейский, после чего расправил плечи, отсалютовал и вышел из кафе с таким видом, словно скрывался за кулисами. Я отослал официанта и в следующий момент осознал, что полицейский ушел с моим паспортом.

Бежать за ним я не стал, поскольку и так обратил на себя слишком много внимания. Пережив триумф своего драматического ухода со сцены, полицейский обнаружит у себя в руке мой паспорт и вернет его, а если нет, официант наверняка знает его номер, так что я в любом случае смогу получить паспорт назад. Поэтому я остался сидеть за столиком и вскоре увидел Эвелин Чейн.

Она прошла на террасу через дальний вход со стороны плас де ла Конкорд и, должно быть, видела, если не слышала, заключительную часть моей беседы с полицейским. Моей первой реакцией была мысль, что теперь я всегда буду выглядеть дураком в ее глазах. Заметив Эвелин на фоне темнеющего неба, я вздрогнул не от предчувствия, а скорее от удивления при виде ее и того, как она одета. Я даже был не вполне уверен, что это Эвелин.

Ее нельзя было назвать моим старым другом. До сих пор мы встречались только четырежды. У нее были темные волосы и карие глаза – не сочтите мою речь неподобающей, но о внешности Эвелин можно было сказать: о такой девушке мечтают солдаты, возвращаясь после трехнедельного пребывания под огнем. Однако она никогда бы не признала свое истинное metier. [6]Эвелин утверждала, что хочет быть ценимой за свой ум, и я как дурак верил ей – или почти верил. Она «занималась политикой». Это означало, что Эвелин начнет карьеру как секретарь какого-нибудь говорливого члена парламента, потом будет избираться сама и со временем может стать такой же знаменитой, как леди Астор [7](ужасная мысль!).

Она с такой холодной небрежностью говорила о прогрессе, служении человечеству, его будущем и тому подобных материях, которые я считал полнейшим вздором, что я не знал, чему верить. Эвелин бросала вызов природе, нося строгие костюмы и пенсне на цепочке.

Но все это было до того вечера в «Лемуане». Я увидел Эвелин такой, какой ей следовало быть всегда. Девушка на террасе была одета во все белое, включая кокетливую шляпку, а ее кожа отливала золотисто-кофейным оттенком, который так редко встречаешь в реальности. Карие глаза были устремлены на меня – их взгляд был бесстрастным, но рука нервно щелкала замком сумочки. Она подошла к моему столику, и я вскочил.

– Привет, Кен, – поздоровалась Эвелин так же холодно, как всегда.

– Здравствуй, Эвелин.

После этого она произнесла так же серьезно:

– «Вел за корону смертный бой со Львом Единорог. Гонял Единорога Лев вдоль городских дорог…» [8]

Если бы такое произошло со мной несколькими минутами раньше, я бы засмеялся или спросил, что она имеет в виду. Но это случилось слишком скоро после непонятной истории с полицейским. Я начинал чувствовать, что мои спокойные каникулы оборачиваются цепью невероятных событий, что стрелка компаса повернулась, и я должен следовать ее направлению.