Найо Марш - Убитая в овечьей шерсти

— Боюсь, я сказал Урсуле, что люблю ее.

— Ты осознаешь, что это недопустимо? Какое ты имел право так говорить с Урсулой?

На это был только один ответ.

— Никакого, — сказал Фабиан.

— Никакого, — подхватила Флосси, — никакого, ты понимаешь? О Фабиан!

— Урсула отвечает на мою любовь взаимностью, — произнес Фабиан, получая некоторое удовольствие от этой старомодной формулировки.

Кирпично-красные пятна выступили над скулами Флосси. Она, наконец, отбросила свой мученический вид.

— Чушь! — выпалила она резко.

— Я знаю, что в это трудно поверить, но это ее слова.

— Она ребенок. Ты пользуешься ее юностью.

— Это смешно, тетя Флоренс, — откликнулся Фабиан.

— Она жалеет тебя, — жестоко уронила Флосси. — То, что она испытывает к тебе, — жалость. Ты играешь на сочувствии к твоей болезни. Вот что это такое. Жалость, — произнесла она с таким видом, словно изрекала нечто оригинальное, — бывает похожа на любовь, но это не любовь, и ты повел себя очень нещепетильно, взывая к ней.

— Я ни к чему не взывал. Я согласен, что не посмел бы жениться на Урсуле. Я так ей и сказал.

— Это очень разумно с твоей стороны, — ответила она.

— Я сказал, что о помолвке не может быть и речи, если мой доктор не объявит меня здоровым. Уверяю вас, тетя Флоренс, я вовсе не желал бы, чтобы Урси выходила замуж за развалину.

— Да если бы ты даже был здоров как бык, — заорала Флосси, — вы бы и тогда совершенно не подходили друг другу!

Она углубилась в эту тему, перечислив Фабиану недостатки его характера: тщеславие, цинизм, отсутствие идеалов. Она подчеркнула разницу в их положении. Фабиану наверняка известно, что Урсула имеет собственный доход, а после смерти дяди будет очень состоятельна. Фабиан сказал, что согласен со всеми доводами, но решать должна Урсула. Он добавил, что если установка Икс оправдает их ожидания, его финансовое положение улучшится и он сможет рассчитывать на постоянную работу, узкоспециализированную и экспериментальную. Флосси уставилась на него. «Казалось, — сказал Фабиан, — что она вот-вот выпадет в осадок».

— Я поговорю с Урсулой, — заявила она. Это обещание встревожило его. Он потерял самообладание и умолял ее не делать этого до его визита к врачу.

— Видите ли, — объяснил он Аллейну, — я слишком хорошо знал, что может произойти. Урси, конечно, станет это отрицать, но для нее Флосси была прямо-таки символической фигурой. Вы только что услышали, что Флоренс сделала для нее. Когда Урсула была тринадцатилетней, совершенно растерянной девочкой, Флосси явилась, словно богиня утешения, и вознесла ее на вершину розовых облаков. Она все еще видит в ней мать-благодетельницу. Флосси полностью завоевала Урсулу. Она настигла ее юную, обрекла ее на чувство благодарности и впрыснула ей в кровь почитание и благоговение. Флосси, как утверждают, стала для Урсулы всем. Она сочетала в себе роли обожаемой классной дамы, королевы-матери и возлюбленного.

— В жизни не слышала такой несусветной чепухи! — Урсула энергично запротестовала. — Весь этот вздор о королеве-матери! Сделай милость, заткнись, дорогой!

— Но это так, — упорствовал Фабиан. — Вместо того, чтобы посмеяться над каким-нибудь молодым человеком или повздыхать о кинозвезде, или внезапно перейти в католичество, что вполне нормально для молодой девушки, ты попрала все эти здоровые импульсы и сублимировала их в слепую привязанность к Флосси.

— Ну, заткнись же, в самом деле! Уже сто раз об этом говорили!

— Ничего страшного, конечно, если бы это само прошло, но это превратилось в идею фикс.

— Она была так добра ко мне! Я всем обязана ей. Я была просто благодарна. И я любила ее. Надо было быть чудовищем, чтобы не любить ее. При чем тут твои «идеи фикс»!

— Поверите ли вы, — сердито обратился Фабиан к Аллейну, — что эта глупая девушка, хотя и утверждает, что любит меня, не вышла бы за меня замуж не потому, что я неудачная партия (я это признаю), нет, просто потому, что покойная Флосси вытянула из нее соответствующее обещание?

— Я обещала ждать два года и намерена сдержать свое слово.

— Ну вот! — почти крикнул Фабиан. — Обещание по принуждению. Вообразите такую беседу. Вся эта эмоциональная фанаберия, которую она примеряла на мне, и наконец: «Дорогая Урсулочка, если бы у меня было свое дитя, я бы не могла любить его больше, чем тебя. Бедная старая Флузи лучше знает…» — Фаф! — фыркнул Фабиан. — Волей-неволей дурно становится.

— Я никогда не слышала, чтобы кто-то говорил «фаф» в реальной жизни, — заметила Урсула. — Разве что Гамлет.