Найо Марш - Убитая в овечьей шерсти

— Читай! — воскликнула она. — Мой любимый племянник! Это просто замечательно!

Это была телеграмма, записанная Маркинсом по телефону, в которой сообщалось о скором возвращении Дугласа Грейса. Флосси была в восторге. Он был, повторяла она с чувством, ее любимым племянником:

«Всегда такой ласковый со своей старой тетушкой… Мы так хорошо веселились в Лондоне перед войной!» Дуглас собирался приехать прямо в Маунт Мун. В школьные годы он не раз проводил здесь каникулы. «Это его дом», — подчеркнула Флосси.

Его отца убили в 1918 году, матери не стало около трех лет назад, когда Дуглас заканчивал курс в Гейдельберге. «Конечно, мы не знаем, насколько серьезно он ранен. Твой дядя говорил, что, если он демобилизован, он останется здесь как младший офицер на жалованье». Фабиан спросил, куда именно ранен Дуглас. «В область мышц, — уклончиво произнесла Флосси и затем добавила: — ягодичных» — и была глубоко оскорблена, когда Фабиан засмеялся. «Это вовсе не смешно! — воскликнула она, и губы ее обнажили выступавшие зубы. — Урси и Дуглас познакомятся, — продолжала Флосси, слишком радостно взволнованная, чтобы долго дуться. — Моя милая подопечная и мой любимый племянник! И, конечно, ты, Фэб. Я так много рассказывала Урси о Дугласе, что она чувствует себя так, словно знала его давно». Она бросила на Фабиана цепкий взгляд. Он вышел, закрыл дверь мастерской и запер ее. Его охватил холодный страх, который почему-то сосредоточился внизу живота. Флосси взяла его за руку и стала спускаться по лестнице. «Ты можешь считать меня глупой, романтичной старухой», — начала она, и даже в таком подавленном состоянии он заметил, как раздражает ее старческое кокетство. «Это только мечта, — продолжала она, — но я была бы счастлива, если бы они сблизились. Это всегда был любимый сюжет у бедной старой Флузи. Раз я и опекунша, и тетя… Ладно, поживем — увидим». И снова буравящий взгляд. «Его приезд — большая удача для тебя, Фэб, — твердо сказала она. — Он такой разумный и сильный. Он тебя хорошенько встряхнет. Ха!»

Итак, Дуглас приехал в Маунт Мун, и почти сразу молодые люди начали совместную работу в мастерской. Фабиан заметил несколько кисло, что с самого начала между Урсулой и Дугласом возникло некоторое поле притяжения. «Конечно, Флосси делала все возможное, чтобы его укрепить. Она просто из кожи вон лезла. Прогулки к Большой тропе! Искусная расстановка сил! Она была виртуозна, как Томми Джонс на отборочном пункте. Урси и Дуглас — направо, Терри, дядя Артур и я — налево. Это делалось совершенно откровенно. Однажды вечером, накануне ее поездки на север, когда ее махинации были особенно очевидны, дядя Артур назвал ее Пандорой, но она не поняла намека и отнесла шутку на счет своего багажа.

Через некоторое время Фабиан решил, что ее усилия возымели действие, и попытался приучить себя к этой мысли. Ему становилось не по себе — Урсула и Дуглас обменивались интимными взглядами, многозначительными шутками, любезностями.

Я старался подольше продержать Дугласа в мастерской и тогда мог быть уверен, что они не вместе. Я стал подлым и скрытным, хотя и старался с этим бороться, и я думаю, никто этого не заметил».

И, наконец, однажды, когда к Фабиану вернулась теперь уже эпизодическая головная боль, между ним и Урсулой произошла сцена. «Смешная сцена, — уточнил он, нежно глядя на девушку, — не стоит описывать ее. Мы вели себя, как в романе викторианской эпохи». «А я кричала и плакала и сказала, что если я раздражаю его, то незачем было затевать этот разговор. А потом, — продолжала Урсула, — мы объяснились и, казалось, наступил рай».

— Но на этом уровне трудно удержаться долго, — внес ноту скепсиса Фабиан. — Я спустился на землю и вспомнил, что любовные игры — не по моей части и спустя десять минут совершил акт самопожертвования и просил Урси забыть обо мне. Она сказала «нет». Мы поспорили, как именно, легко догадаться по контексту. Я сдался, конечно. Я вообще не силен в героике. Короче, мы договорились, что я снова покажусь доктору и буду следовать его советам. Но мы приняли решение без ведома нашей любезной Флосси.

Фабиан подошел к камину и, засунув руки в карманы, поднял глаза к портрету тети.

— Я говорил, что она была хитрее стаи обезьян? Это не совсем точно. Она была проницательна. Например, у нее хватило такта, чтобы не говорить с Урси обо мне, и, что примечательно, она не затрагивала с Урси и тему Дугласа. Видимо, она выражалась туманно, романтическими намеками. Она умела быть достаточно тонкой. Пара ссылок на Беатриче и Бенедикта, затем скромное упоминание о том, как она была бы счастлива, если бы… и вовремя меняла пластинку. Что-то в этом духе, не так ли, Урси?