Петер Аддамс - Детектив перед сном

Общая нервозность, вся мрачная атмосфера трагического происшествия отразилась, наверное, на обслуживающем персонале. Во всяком случае, на прикрепленном к Афродите толстяке. Спеша к ней с бокалом, он вдруг споткнулся и вылил благородную огненосную жидкость на не менее благородную форму полковника Трутц фон Гофманзау. Полковник, молча блуждавший глазами по залу, вскрикнул и, ни секунды не колеблясь, съездил лакея по физиономии. И тут опять произошли странные вещи. Толстяк… ответил еще более сильным ударом, но почему-то попал не в полковника, а в виконта де Бассакура, который попытался вмешаться и в результате поплатился за свое достойное одних лишь похвал поведение. Палкообразная его особа, не выдержав надругательства, скрылась с деревянным стуком под столом. В наступившем замешательстве толстяк схватил Афродиту выше локтя и приказал: «Идемте!» Через несколько мгновений за ними неслышно закрылась одна из зеркальных дверей.

Таким неожиданным образом старший инспектор Гельмут Баллер лишен был удовольствия лицезреть Афродиту рядом с еще одним трупом. И к тому же далеко не последнего удовольствия, как это выяснится в дальнейшем, и о чем, к своему счастью, он не догадывался, когда пятью минутами позже появился взбудораженный на месте событий.

— Вы что тут, все с цепи сорвались! — прошипела Афродита. — Для таких шуточек я не гожусь!

На толстого лакея это заявление не произвело никакого впечатления. Дуло армейского пистолета по-прежнему взирало на Афродиту.

— Сожалею, любезнейшая, но я совсем не шучу. Мне велено придержать вас здесь. И я буду вынужден стрелять при малейшем сопротивлении.

— Смотрите, не перестарайтесь, — презрительно ответила Афродита. Она огляделась. Ну и дела! Почти камера: железная кровать, два стула, убогий стол. — Я, пожалуй, сяду. Предпочитаю говорить сидя. Если со мной кто-то собирается объясняться. — Не дожидаясь ответа, она плюхнулась на кровать, подложила под бок подушку, устроилась поудобнее. — Вот так, пожалуй, еще сойдет, хотя в Европе, видно, не найти худшей кровати. Это что, ваши апартаменты, монсиньор? — Как вас, собственно, зовут? Или это государственная тайна?

— Я Валентин Кальбе, — сказал толстяк, — и если мне позволено будет дать вам совет, мадемуазель, то скажу, что в вашем положении лучше не шутить…

— А я не шучу. Но кровать препаршивая, герр Кальбе, уверяю вас. Намек на мое положение мне непонятен. Может быть, вы кое-что разъясните?

Кальбе осторожно потащил к себе один стул, не опуская пистолета и следя за Афродитой. Та сочувственно покачала головой. Наконец он уселся.

— Итак, вам было велено схватить меня и держать здесь. А зачем? Будет ли мне позволено узнать об этом, черт возьми?!

— Это вне моей компетенции, — ответил Кальбе. — Я только выполняю приказ, любезнейшая. Но вы, наверняка, скоро узнаете причину этого, так я, во всяком случае, полагаю, если мне будет позволено…

— Вам это позволено, — сказала Афродита, потешаясь над своим вежливым похитителем. — И часто вам приходится заниматься такими делами?

— Как вы сказали?

— Вы часто занимаетесь похищением людей?

— Да вы что, милейшая! Что вы позволяете? — возмутился Кальбе. — За кого вы нас принимаете! В данном случае имеет место… исключение. Мы, любезнейшая, не бандиты!

Афродита рассмеялась:

— Ах, что вы, что вы! Ведь вы всего-навсего невинный миленький шутник…

— Я, в конце концов, требую, мадемуазель, не изощряться насчет нашей вынужденной акции…

— Не валяйте дурака, герр Кальбе! Отвечайте: держите вы меня тут силой или нет?

— Конечно, уважаемая, — Кальбе продолжал быть вежливым.

— И вы думаете, я бы пошла за вами, если б знала, что вы собираетесь сделать?

— Разумеется, нет, уважаемая… Но полагаю, что вы скорее согласитесь быть здесь, чем встретиться с полицией.

— Это еще вопрос, — сказала Афродита. Однако толстяк обнаруживает признаки сообразительности. — Дело еще в том, какие у вас намерения. Что вы устроили это пиратство не для того, чтобы со мной переспать — это для меня ясно…

— Я прошу вас, мадемуазель! — вознегодовал Кальбе и даже опустил было пистолет, но тут же взял себя в руки.

— Ах, бога ради, успокойтесь, невинный герр Кальбе, — издевалась Афродита. — Я ведь знаю, что похожа на богиню любви столько же, сколько вы на Аполлона. Ну, так какого же дьявола вы меня сюда притащили? Где ваш шеф, или хозяин, или как его? Если вы не будете мне отвечать, то я вам устрою веселую жизнь… Кто этот мерзавец, отвечайте, герр недоделанный Аполлон!