Петер Аддамс - Детектив перед сном

Но гepp инспектор не собирался рассусоливать на тему «Интересно, как?». Для этого он слишком, черт возьми, устал. Поэтому он выпалил:

— Куда вы спрятали орудие убийства?

— Револьвер? — Афродита медленно потащила из кармана свой проклятый платок.

— Ну, наконец-то, — шумно выдохнул Баллер. — Именно. Маузер калибра 7,9. Итак, куда вы его дели?

— Послушайте, я никак не уразумею, что вы говорите. — Она не спеша протерла очки. — Зачем мне таскать с собой револьвер, если я не умею им пользоваться. Чепуха какая-то…

— Грм… ваша тетя и ее секретарь были убиты этим оружием.

— Не сомневаюсь. Но ведь не я же их убила! У меня вообще никакого оружия никогда не было и нет, если, конечно, не считать ножниц для маникюра.

— Ну, хорошо, поставим вопрос иначе. Почему вы явились в контору вашей тети, а не к ней домой, если вы хотели ее просто повидать, как утверждаете?

— Все дело в том, что с вокзала я именно и направилась к ней домой. Экономка мне сказала, что тети нет, и объяснила, как найти контору. Это же за углом, буквально в том же доме. Ну, я и пошла в контору.

— Та-ак. Не слишком ли много хлопот, расходов на поездку и… торопливости, чтобы только «повидать» тетю?

— О, хлопоты меня не смущают. Я легка на подъем, подвижна и терпеть не могу застоя. И, наконец, надо же было когда-то навестить тетю Маргариту. Вот и все.

Баллер не верил ни единому ее слову. Доброе, испытанное чутье подсказывало ему, что Афродита что-то скрывает. И это что-то было так важно, что ради него она мается вот уже который час на допросе.

— Ну так вот, — откинулся он на спинку стула, — рассказывайте кому-нибудь ваши истории, а мне совершенно ясно, что вы должны были иметь очень вескую причину, чтобы вдруг бросить все и сломя голову примчаться в Кельн на часок-другой, а затем умчаться в свой Париж. Есть лишь одно вразумительное объяснение вашему поведению: вы знали, что едете в Кельн, чтобы ликвидировать тетю Маргариту.

— А секретарь? — спросила безучастно Афродита.

— Его вы устранили как нежелательного свидетеля.

— Вы действительно идиот, герр обер, — покачала головой Афродита и даже сочувственно вздохнула.

Гельмут Баллер взлетел со стула:

— Я категорически запрещаю вам!..

— Да ладно, не сердитесь, герр обер. Но ваша логика… она излишне железная.

— Ах, вот как! — Баллер снова уселся. — Что ж, «коллега», соорудите-ка свою собственную версию. Интересно узнать, на что вы способны. — И он всем своим видом выразил язвительное внимание.

— Бог мой, нет у меня никакой версии, — пожала плечами Афродита. — Я хотела повидать свою тетю, и это все. Не могла же я знать, что ее убьют перед моим приходом. Ну, а мне-то зачем было ее убивать? Она ведь ничего дурного мне не сделала. Мы едва были знакомы. Я о ней много слышала, это верно. Ну, что она довольно эксцентричная старушка, что у нее как будто не все дома. Но почему, бога ради, я должна за это ее убивать? Где же тут смысл?!

— В том-то все и дело. Возможно, лично вы против нее ничего не имели. Ну, а как, скажем, насчет политики?

— Вы меня забавляете, инспектор! Право, и чем дальше, тем успешнее. Представьте себе, я политикой не занимаюсь. У меня для нее нет времени, да я и не смыслю в ней ничего.

— Непременно представлю себе, — с готовностью откликнулся Баллер. — Как-нибудь на досуге. Представьте себе, Шмидхен, — повернулся он к спящему с открытыми глазами обермейстеру, который мгновенно очнулся, — перед нами уникум: студентка, не занимающаяся политикой. Сенсация, да и только!

Шмидхен коротко проржал в ответ.

— Пусть будет так, — отвечала Афродита. — Но я больше смыслю в размножении скарабеев, чем во взаимоотношениях членов НАТО.

— Отлично. Поехали дальше. Какую газету вы читаете? Делаете ли выписки из газет и журналов? И какого характера?

— Придется вас опять разочаровать. Я выписываю только журнал по энтомологии.

— Как, вы не читаете газет?

— Крайне редко. Мне, действительно, не хватает времени.

— Состоите в какой-нибудь партии?

— Нет.

— Какой сочувствуете?

— Над этим пока не задумывалась.

— Принимали участие в майских демонстрациях 1968 года?

— Конечно.

— Ага. Но вы только что утверждали, что политикой не занимаетесь и не интересуетесь. А на демонстрации ходите! Где же тут логика?

— Логика проста: нельзя заниматься посторонним, когда дело касается твоих товарищей, а значит и тебя. Видите ли…

— Достаточно, — удовлетворенно перебил ее инспектор, — объяснения приберегите для себя.