Гари Ромен - Европейское воспитание

– Янкель нашел ее у одного еврея в лесу…

Янеку хотелось наброситься на фонограф и разбить пластинку… Но он сдержался. Не хотел огорчать Зосю. Он молча терпел.

– Красиво, правда?

Она снова завела фонограф.

Czy pani Maria …

Он осторожно остановил аппарат. Потом взял револьвер и засунул его под гимнастерку. Он сказал:

– Идем.

Она встала. Ни о чем не спрашивая, она пошла за ним. Они вышли из землянки. На лес опустились сумерки, воздух был неподвижным и ледяным, снег хрустел под ногами. Они не разговаривали. Только один раз она спросила:

– Мы идем в Вильно?

– Да.

Они добрались до города ночью. Улицы были пустынны. Янек пересек двор, поднялся по лестнице… Зося шла за ним. Она держала его за руку, крепко сжимая ее…

– Слушай.

Из-за двери слышались звуки рояля. Янек вынул из кармана револьвер. Зося сказала только:

– Это опасно.

Он постучал в дверь. Музыка умолкла. Зашаркали старые туфли, в замке повернулся ключ, и дверь отворилась. Человек держал в руке лампу с желтым абажуром. Янек одну секунду смотрел на рисовые поля, пагоды и черных птиц… Затем перевел ненавидящий взгляд на лицо человека. Пожилой седеющий мужчина. У него был длинный, красный нос с прицепленными к нему никелевыми очками, грозившими вот-вот упасть. Он смотрел на Янека поверх очков, слегка склонив голову набок. На нем был старый выцветший халат зеленого цвета, на шее - толстое кашне. Похоже, он был простужен. Он говорил по-польски с сильным акцентом:

– Что вы…

Его взгляд остановился на револьвере. Он поднял руку и поправил очки на носу. Ни испуга, ни удивления. Он широко раскрыл дверь и сказал:

– Входите.

Зося закрыла за собой дверь. Старик чихнул и шумно высморкался. Вздохнул и сказал:

– Бедные дети!

Янек крепко сжимал револьвер в руке. Он не боялся. Он знал, что старик его не разжалобит. Он вспоминал панну Ядвигу… Его не разжалобить.

– Деньги у меня в куртке. Ты пришел вовремя, сынок. Я только что получил свое капитанское жалованье. - Он засмеялся. - Оно твое.

Янек посмотрел на пагоды, рисовые поля и птиц на желтом абажуре… У него сжалось сердце.

– Я никому не скажу, - дружески произнес старик. - Я не хочу, чтобы тебя расстреляли, сынок. Они и так многих расстреливают.

Он вынул бумажник из кармана куртки и протянул его. Янек не взял. Человек остолбенел.

– Может, ты голоден? На кухне есть…

– Я не голоден.

Человек побледнел, как полотно. Он сказал хрипловатым голосом:

– Понимаю. Ты жил здесь раньше? Понимаю. Но я тут ни при чем. Мне дали эту квартиру, я ничего не требовал. Конечно, я доволен, из-за рояля. Но я не выгонял отсюда твоих родителей, сынок.

Лампа дрожала у него в руке. Пагоды, птицы и рисовые поля блуждали по стенам огромными тенями.

– Может быть, их убили? Я не знал. Я бы не взял эту квартиру…

– Играйте! - приказал Янек.

Человек не понял.

– Идите к роялю и играйте!

Человек поставил лампу на рояль и сел. Руки у него дрожали.

– Что же мне сыграть? У меня здесь есть Шуберт…

– Играйте.

Человек заиграл. Но его руки слишком сильно дрожали.

– Играйте лучше! - закричал Янек.

– Опусти револьвер, сынок. Не очень-то приятно чувствовать его у себя за спиной.

Он принялся играть. Он играл хорошо. «Да, - с грустью подумал Янек, - он умеет играть». Он взял Зосю за руку.

– Слушай. Вот это музыка.

Зося прижалась к нему.

– Теперь Шопена, - сказал Янек.

…Когда он вернулся на землю, то увидел, что человек стоит возле рояля и смотрит на него.

– Я мог бы разоружить тебя, сынок. Ты забылся.

Янек нахмурил брови.

– Уходи, - сказал он Зосе.

– А ты?

– Я останусь здесь, чтобы он не позвал…

– Я никого не позову, - сказал человек.

– Иди. Не бойся. Встретимся в лесу.

Она повиновалась.

– Хочешь, чтобы я тебе еще поиграл? - спросил немец.

– Да.

Старик сыграл Моцарта. Он играл около часа, по памяти. Закончив, спросил:

– Ты очень любишь музыку?

– Да.

– Ты можешь приходить сюда часто. Тебе нечего бояться. Я буду счастлив играть для тебя, сынок. Хочешь поужинать со мной?

– Нет.

– Как хочешь. Меня зовут Шредер, Аугустус Шредер. В мирное время я делал музыкальные игрушки. - Он вздохнул. - Я очень люблю свои музыкальные игрушки. Больше, чем людей. А еще я очень люблю детей. Я не люблю войну. Но мой сын, которому столько же лет, сколько тебе, очень любит войну… - Он пожал плечами. - Мне нужно было уехать или потерять своего ребенка. Но я служу интендантом, и у меня даже нет винтовки. Мы могли бы подружиться, сынок.