— А это мне так показалось.
— А может, и вправду Сенька был?
— Нет! Как наперво я его увидела, так ровно Сенька… манит, а после, как он перебежал с другой-то стороны, так больше стал. Как вырос он, да загагайкал — только уж тут я догадась.
— А ты не врешь?
— А почто врать? Не вру я.
— А врешь! — раздался откуда-то знакомый уже дискант: — смотри, как дьяволы-то тебя на том свете за язык повесят! Ты раньше про лешака не поминала?
— Ну, ты! — сказала, круто повернувшись, Пушка. — Смотри, тебя-то бы не повесили!
Я кончил допросы. Мне оставалось выполнить самое неприятное для меня следственное действие — освидетельствовать Марью через врача и женщин-экспертов; так как мы с доктором в вольнодумстве пошли еще дальше пьяного монастырского пономаря: мы убеждены были, что не лешак ее носил и не от болотной воды у ней живот вырос. Я должен был взять на себя инициативу официального посягательства на честь девушки, пользовавшейся в общественном мнении доброю репутацией. Хотя я и был уверен, что такое мое распоряжение будет оправдано перед законом и судом результатами его; но мне тяжело было возмущать нравственное чувство всего населения этого дикого захолустья. Сам Алексей Иванович, только скрепя сердце и ввиду необходимости, согласился подписать постановление. Во избежание скандала, я предполагал было вызвать Марью в город и там освидетельствовать ее со всеми предписанными законами формальностями; но доктор объявил мне, что в таком случае будет пропущено время и освидетельствование не даст столь решительных данных для заключения, на которые он теперь рассчитывает. — Делать было нечего. Марью осмотрели две женщины. Они объявили, что хотя и нашли все признаки разрешения от бремени, но к этому, не на вопрос, присовокупили, что, может быть, это и от лягуш, что, может быть, лягуши и не через одно горло выходили.
На такое заявление Марья сказала, что она в то время без памяти была, так против этого не спорит, и что если раньше иначе думала, так потому, что после того, как из нее лягуши вышли, у ней только в горле скребло.
— Нет, уж как, голубушка, — сказала одна из женщин, — не скребло! Везде, поди, скребло, да ты с переполоху-то не расчухала. Вот ведь какие притчи бывают!
После этого, по закону, я должен бы был отправить Марью в острог; но, рискуя маленькою ответственностью, отдал ее отцу на поруки.
Само собой разумеется, что для Марьи этим дело не кончилось: я представил его в уголовную палату, которая тотчас же распорядилась о заключении обвиняемой в тюремный замок, а мне прислала указ, в котором между прочим было сказано: а судебному следователю Попову велеть указом, дабы он на будущее время ни под каким предлогом не осмеливался уклониться от точного исполнения предписанных законом правил о пресечении обвиняемым способов уклоняться от следствия и суда и не руководствовался личными своими убеждениями, что в настоящем деле достаточно отдачи на поруки и т. д.
Впрочем, при решении дела, палата переложила гнев на милость: по обвинению в детоубийстве, она Марью оставила свободною, за неимением улик, а по обвинению в незаконном прижитии ребенка оставила в сильном подозрении. Надобно полагать, и палата убеждена была, что от Сеньки лягушам быть не почто… парень, как есть…
V
Не срывай платка с бомбардирши!
Раз, по одному делу, привелось мне заехать в Т. волостное правление или приказ удельного ведомства, как говорится там по старой привычке и как я буду говорить. Остановившись в здании приказа, я нашел здесь кое-кого из волостных начальников, но должен был долго ожидать подлежавших допросам крестьян, так как в то время началась жатва, и весь народ был в полях. От скуки, я ходил на реку выкупаться, причем заключил с ватагою мальчишек условие, в силу которого они обязались выловить для меня всех раков в реке, а я — заплатить им за то по копейке на брата. Контрагенты мои тотчас же приступили к исполнению своего обязательства, а я, полагаясь на их совесть, пошел в приказ. Дорогой мне встретилась какая-то баба, чисто одетая и еще молодая. Поравнявшись со мной, она остановилась и приветствовала меня по-военному:
— Здравия желаем, ваше благородие!
— Здравствуй, матушка. Ты имеешь до меня какое-нибудь дело? — спросил я ее.
— Имею, имею, в. б.
— Какое же у тебя дело?
— А разве тебе наши-то разбойники-то не донесли?.. мироеды-то?
— Какие это разбойники?
— Да старшина-то эта ихняя.
— Не знаю. Как твоя фамилия?
Читать дальше