Мы сидели в холле «Камберленда», и я не осмеливался кричать, но, если бы я мог, думаю, я схватил бы Кэтрин за руки и начал их выворачивать.
Немного помолчав, она пробормотала:
— Если вы поклянетесь, что не будете использовать то, что я вам скажу, я попробую вам объяснить.
Разумеется, я поклялся.
— Ну так вот. Рихтера судили через две недели после аварии. В зале суда я встретила Патрицию, мы обменялись несколькими словами, и на этом все кончилось. Потом я пыталась несколько раз до нее дозвониться, но к телефону всегда подходила ее мать; она отвечала, что Пат нету дома, и наконец я поняла, что она не желает меня видеть. Я очень огорчилась, потому что по-настоящему любила Патрицию, но потом примирилась. У меня своих забот хватало. После истории с автомашиной Боб меня бросил, в театре дела пошли плохо, мне пришлось уйти. Стала работать продавщицей у Вулворта. Так что, сами понимаете, у меня больше не было случая опять попасть в «Фазан». А потом, в начале сорок шестого, я прочитала в газете, что полиция, наверно, на основании какого-то доноса, произвела в Ричмонде облаву. Выяснилось, что в «Фазане» были не только игорный дом и не только штаб-квартира спекулянтов с черного рынка, но, главное — тут Кэтрин стыдливо потупилась, — там был дом терпимости. А еще в газете говорилось, что там нашли целый склад опиума и кокаина… Как в шанхайских притонах… Не знаю, конечно, насколько все это было правдой, но разразился страшный скандал, потому что в «Фазане» бывали люди из высшего общества; прошел даже слух, что в день облавы там оказался герцог Эдинбургский (которого тогда звали еще Филиппом Маунтбэттеном). Правда, лично я его никогда не видела, хотя ужинала там не меньше пятидесяти раз… «Фазан», конечно, закрыли, владельцев арестовали, и много народу оказалось скомпрометированным. Я, разумеется, сразу подумала о Рихтере и Пат, но не знала, у кого о них справиться. Лишь через несколько недель Гарри Монтегю рассказал мне, что Патриция вышла замуж и уехала в Соединенные Штаты. А Рихтеру повезло: за две недели до облавы он вышел из тюрьмы и сразу же смылся из Англии, так что полиции не удалось его схватить. Впрочем, историю с «Фазаном» поспешили замять: огласка задела бы рикошетом слишком многих людей… Владельцев отпустили, взяли с них большой штраф, на чем дело и закончилось. Я слышала, они снова открыли бар, но теперь-то уж поумнели, голыми руками их не возьмешь.
Наступило молчание, и у меня не хватало духу нарушить его. Каждое слово Кэтрин Вильсон причиняло мне боль, мучительную боль, но ее рассказ мог навести меня на след. Никогда в жизни не мог бы я предположить, что моя жена замешана в такой грязной истории; но все же лучше было знать правду, даже столь неприглядную, чем сражаться с ветряными мельницами, а я только этим и занимался все последние дни.
Кэтрин опять заговорила, но, казалось, теперь она не замечает моего присутствия и перебирает воспоминания ради собственного удовольствия.
— Монтегю сказал мне еще одну вещь, в которую мне как-то не хочется верить. Он встретил Фреда, бывшего приятеля Рихтера. Фред тогда только вернулся из Парижа, где виделся с Гарольдом, и Гарольд во всем винил Патрицию, он говорил, что она обвела его вокруг пальца, что она виновница всех его бед… Он даже утверждал, — Кэтрин понизила голос, — что именно Пат известила полицию обо всех делах, которые творились в «Фазане»… Но я всегда отказывалась этому верить. Я очень любила Пат; она сразу же понравилась мне, и не только потому, что была красивая и воспитанная, но еще и потому, что она очень умная была, а это такая редкость, чтобы женщина была умная. И характер у нее был приятный: за полтора года мы ни разу с ней не поссорились. Вот с мужчинами она была слишком жестока, это правда; Тед, бедняга, здорово от нее натерпелся. Ну а Рихтер мне никогда не нравился… Но доносить на него за это в полицию… И не на него одного, а на десятки людей… Нет, Пат на это была не способна. А Рихтер твердил, что это именно она. И он вроде поклялся ей рано или поздно отомстить.
Глава девятая
Может, я был неправ, что так и не рассказал тебе обо всем этом? Ты наверняка дал бы мне умный совет, возможно, и просветил бы меня насчет Кэтрин Вильсон, помог бы мне избежать многих ошибок и многих оплошностей. Но пойми меня, Том. Рассказ этой женщины выставлял Пат в таком неприглядном свете; мне самому стоило большого труда все это переварить, мое существо восставало против этого нового, навязанного мне облика Пат. Мог ли я, Том, вынести мысль, что и ты увидишь ее такою?…
Читать дальше